Томилину в окно. Мою посуду. А потом открываю вторую тетрадку. Что там дальше будет с моей Айдан?
* * *
Ночь в горах наступает мгновенно. Звездная, она падает на землю, как простреленная дробью чуха. Но эта ночь была совсем черной. Без луны и звезд. А может, это у Айдан просто в глазах потемнело, когда она, сидя на крыше айвана, услышала, как отец за ужином сказал матери, что решил отдать дочку замуж за вдовца, да еще и в другое селенье. Что ответила мать, Айдан не разобрала. А ее саму никто ни о чем не спросил.
Когда через неделю в их дом пришел Юсиф, Айдан испугалась еще больше: в дверную щелку она увидала, что ее будущий муж стар, темен лицом, и жилистые руки его похожи на голые древесные корни, обхватившие горный уступ.
Все было неправильно: какое же это сватовство, если приходят не сваты, а сразу жених собственной персоной? Но только на что она, убогая, могла надеяться?
Когда Юсиф ушел, Демир позвал дочь и накинул ей на плечи ярко-голубой шелковый платок, подарок жениха. А жене велел снимать со стены ковер. Хумар ничего не сказала, только зыркнула на мужа. А потом Айдан слышала, как мать, тайком глотая слезы, обозвала мужа «шайтаном». Значит, и Саваланова ковра не стоила Айдан.
Поскольку невеста была несовершеннолетней, то и до неблизкого селенья, где находился загс, не было нужды добираться. Хватило и местного старенького муллы. И пока он, пряча под набрякшими веками глаза, читал четвертую суру Корана, Айдан стояла, накрытая с головой белым атласным покрывалом, и перебирала дрожащими пальцами монетки на тонком серебряном пояске.
А потом Юсиф отвел ее в свой дом, одной из стен которому служила гора. А еще через месяц наступила зима.
Мужа своего Айдан боялась. Когда Юсиф входил, она поспешно вставала и закрывала лицо углом платка. Днем Айдан или возилась с маленькой дочерью Юсифа, или ухаживала за его больной матерью, которая дни напролет сидела на толстой циновке возле очага и смотрела в огонь. А еще она готовила еду, прибирала в доме и безропотно терпела мелкие пакости Юсифова сына, вернувшегося из школы.
Ночью, отодвигаясь вглубь топчана, приставленного одной стороной к горе, на которой теперь висел Саваланов ковер, Айдан лежала тихо-тихо, надеясь, что Юсиф забудет про нее. Но каждую ночь он ее находил своими твердыми, как грабовое дерево, руками и молча подминал под себя, а она закрывала глаза и прислушивалась, как ворочается и вздыхает за перегородкой его старая мать.
Когда Юсиф засыпал, Айдан осторожно отцепляла от себя его руки и прижималась всем телом к Саваланову ковру, чувствуя через него тяжелый, нескончаемый холод горы.