Он приехал на юг с крайнего Севера, где проработал три года без отдыха, почти без сна. Приятель — абхазец метеоролог Пицхалаури дал Артему письмо к своим старикам и умолял погостить у них пару месяцев.
— Родным им сыном будешь, как в сказке жить будешь, — горячо обещал приятель. И Артем поехал. Не было у него ни родителей, ни жены, а тянуло порою на огонек, в уютную комнату. За свои 23 года Артем ни разу не удосужился влюбиться. Он нравился девушкам и дружил с ними, только все это было не то. «Чуда заморского тебе надо, что ли», — удивлялись приятели. Многие из них переженились, а Артем все ждал своего чуда.
Был он рослым, чуть сутулым, смуглым и черноглазым. Спортсмены никогда не сутулятся. Артем составлял исключение. Подростком он стыдился своего не по летам огромного роста, не хотелось выделяться среди сверстников, и он привык чуть пригибать чубатую голову. Так и осталась у него эта привычка. Шекспир сказал, что тело — это сад, а в том саду садовник — наша воля. Артем оказался нерадивым садовником. Он понял это, приехав на юг. Ему казалось, что силы его беспредельны. Теперь, на отдыхе, он почувствовал отчаянную усталость. Гимнастика была заброшена за последние годы. Заниматься легкой атлетикой на Севере тоже не приходилось. Во дворе у Пицхалаури стоял самодельный турник. Артем уверенно подошел под блестящую перекладину. Прежде он мастерски вертел солнце, лучше всех в техникуме. Ну-ка! Попытки окончились конфузом. Он не мог чисто сделать ни одного, даже самого простого упражнения.
— «От чертяка», — удивился Артем. Первые дни ему никуда не хотелось уходить от этого сказочно маленького и сказочно зеленого домика с прохладной терассой, сада, полного свежераспустившимися розами. Где-то рядом, внизу, дружелюбно урчало море. Артем никогда еще не переживал такого блаженства. Но безделье не расслабило его. Провалявшись несколько дней на траве, он почувствовал себя, как никогда, сильным. Дружба с турником быстро наладилась, и старики, уже успевшие влюбиться в своего гостя, ужасаясь и восхищаясь, следили за его смелыми движениями.
Домик прикурнул возле моря, у подножья скалы, покрытий по-кавказскому сочной зеленью. У моря Артем оказывался в два прыжка. Вот оно — море юга! Оно было таким голубым и свежим, таким девственно прекрасным и необъятным, что каждый раз, едва перепрыгнув через кусты и ступив на теплые, — это бывало ранними утрами, — гладкие камни пляжа, Артем замирал перед этим великолепием.
Плавал он безустали, часами. Но и этого показалось мало. Он привел в порядок старенькую байдарку друга, выкрасил ее белоснежной краской, а на борту любовно, большими синими буквами вывел гордое слово — «морячка». Дружба с морем стала теперь нерушимой. Основательно нагрузив свое суденышко фруктами и лепешками, прихватив пару книг, он уходил в свое плаванье с рассветом и лишь вечером возвращался к нетерпеливо поджидавшим гостя старикам.