И что теперь?
Купальня была полна птиц. Черно-белых — они копошились там, как будто метель мела.
Нет, это не птицы. Эти существа крупней малиновок и меньше сорок.
— Скунсы! — сказала она. — Маленькие скунсята. У них пока больше белого, чем черного.
Но как это было прекрасно! Вспышки белого словно танцевали, не мешая друг другу, поэтому сложно было сказать, сколько их там и где начинается или кончается каждое тельце.
Пока мы смотрели, скунсы один за другим вылезли из воды и пошли цепочкой по двору, двигаясь быстро, по прямой диагональной линии. Казалось, они выступают скромно, но гордо. Их было пятеро.
— Боже мой! — сказала Онеида. — В городе!
На лице у нее читалось потрясение.
— Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
Нет, сказал я. Никогда в жизни.
Я боялся, что она скажет еще что-нибудь и все испортит, но нет, мы оба молчали.
Мы были счастливы донельзя.
— Нехорошо, когда в таком городе все деньги — у одной семьи, — сказал мистер Карлтон. — То есть нехорошо для девушки вроде моей Корри. Например, для таких, как она, я хочу сказать. Нехорошо. Нету для нее ровни.
Корри сидела тут же, через стол, глядя гостю прямо в лицо. Кажется, слова отца ее рассмешили.
— За кого ей выйти замуж? — продолжал отец Корри. — Ей уже двадцать пять лет.
Корри подняла брови и скорчила гримаску.
— Двадцать шесть, — поправила она. — Ты пропустил один год.
— Ну ладно, можешь надо мной смеяться, — сказал ее отец.
Она рассмеялась вслух. И действительно, что ей еще остается, подумал гость. Его звали Говард Ричи, и он был лишь на несколько лет старше девушки, но уже обзавелся женой и маленькими детьми, о чем первым делом выспросил отец Корри.
У нее очень быстро менялись выражения лица. Белые зубы сверкали, а короткие, почти черные волосы вились. Высокие скулы, на которых играл свет. Никакой женственной округлости. Не за что подержаться (ее отец вполне мог сказать что-нибудь такое следующим номером). Говард Ричи отнес девушку к разряду заядлых любительниц гольфа и тенниса. Она была остра на язык, но он предположил, что ее воззрения весьма заурядны.
Он был архитектором и только начал свою карьеру. Мистер Карлтон упорно называл его «церковным архитектором», потому что сейчас Говард как раз реставрировал колокольню англиканской церкви городка. Колокольня грозила обрушиться, и обрушилась бы, если бы мистер Карлтон не пришел на помощь. Мистер Карлтон не был англиканином — он все время об этом напоминал. Он был прихожанином методистской церкви и методистом до мозга костей, а потому не держал в доме спиртного. Но он не мог допустить разрушения такой прекрасной англиканской церкви. На самих англикан рассчитывать не приходилось — они были в основном бедными ирландскими протестантами и скорее снесли бы церковь и построили на ее месте какое-нибудь уродство, позорящее весь город. Конечно, у них не было денег, и они не поняли бы, зачем вообще нужен архитектор, — по их мнению, тут справился бы и плотник. Церковный архитектор.