Он включил магнитофон. В комнате сразу почувствовалось почти зримое присутствие Ван Вейтерена, и воцарилась почтительная тишина.
— Хм… итак, — начал Рейнхарт. — Вторник, восьмое декабря, время пятнадцать часов. Разбор дел Эриха Ван Вейтерена и Веры Миллер. Мы рассматриваем их вместе, хотя связь между ними еще далеко не установлена. Пожалуйста, кто хотел бы высказаться?
— Имеется ли у нас что-нибудь, кроме догадки Меуссе, в пользу того, что они связаны? — поинтересовался де Брис.
— Ничего, — ответил Рейнхарт. — Кроме того что догадки нашего дорогого судмедэксперта обычно сопоставимы с железными фактами. Впрочем, в один прекрасный день он тоже может ошибиться. Как я полагаю.
— Мне в это не верится, — сказала Морено.
Рейнхарт расстегнул молнию на кисете и, прежде чем продолжить, понюхал его содержимое.
— Мы все-таки для начала обратимся к Вере Миллер, — предложил он, — никаких новых технических подробностей относительно ее убийства у нас не появилось. К сожалению. Только немного уточнилось время. Она умерла, вероятно, где-то между четвертью третьего и половиной четвертого ночи на воскресенье. В котором часу ее оставили в Корриме, сказать трудно. Если бы она пролежала там долго, можно предположить, что ее заметили бы раньше, однако нельзя забывать, что она лежала не на самом виду, да и по этим дорогам почти никто не ездит. По крайней мере, по выходным и в такое время года. Кстати, нам удалось побольше поговорить с Андреасом Волльгером… то есть мне и инспектору Морено. Видит бог, он тоже мало что мог сообщить, но хотя бы начал признавать, что их брак, возможно, не был совсем безупречным. Мне кажется, он начал осознавать это только сейчас… он явно не слишком разбирается в любовных перипетиях, опять-таки бог свидетель.
— Ко времени женитьбы ему было тридцать шесть лет, — добавила Морено. — До этого он, вероятно, имел не слишком много связей. Если вообще имел.
— Странный тип, — вставил Роот.
— Да, Волльгер производит впечатление мямли, — сказал Рейнхарт, — и я не думаю, что он из тех, кто убивает из ревности. В кризисной ситуации он, вероятно, скорее отрезал бы себе яйца и преподнес их в качестве примиряющего дара. У него есть алиби вплоть до часа ночи, когда он покинул ресторан, где сидел с хорошим приятелем… а у кого, черт возьми, найдется алиби после полуночи?
— У меня, — откликнулся Роот. — Моими свидетелями являются мои рыбки.
— Во всяком случае, пока мы его из числа подозреваемых исключаем, — заявил Рейнхарт.
— Сколько их у нас остается? — поинтересовался де Брис. — Если мы Роота тоже исключим?