Другая мысль, посетившая его, когда он прочел инструкцию, касалась чертовской самоуверенности шантажиста. Как тот мог, например, исключить возможность, что его жертва воспользуется помощником, в точности как он сам проделал это в Диккене?
Откуда у него такая уверенность? Ведь вполне можно обратиться к какому-нибудь приятелю, не объясняя ему, о чем идет речь. Достаточно просто попросить кого-то другого ответить по телефону. Или противник настолько хорошо знает его голос, что сразу раскрыл бы подобный ход? Неужели он его так хорошо знает?
Или он на этот раз каким-то образом улучшил тактику? Похоже на то. Возможно, в телефонном разговоре последует еще одна инструкция, чтобы гарантировать шантажисту беспрепятственное получение денег позади гриль-бара.
Тогда как? Что еще за чертова инструкция? Может, он вооружен?
Последний вопрос возник спонтанно, но вскоре уже представлялся самым важным из всех. Неужели у противника действительно есть оружие и он — в крайнем случае — готов воспользоваться им, чтобы забрать деньги?
Пистолет в кармане куртки, в темном укромном месте на Бремерстейх?
Он сунул письмо в конверт и посмотрел на часы.
11.35. Осталось менее шестнадцати часов.
Времени мало. Ужасно мало времени, и это, очевидно, последний раунд. Отсрочки больше невозможны.
«Пора исчезнуть?» — задумался он.
27
За первую половину четверга Морено с Юнгом побеседовали ровно с дюжиной врачей, включая трех женщин, — в основном, чтобы не вызывать подозрений.
Подозрений относительно того, что полиция подозревает именно мужчин. Или, по крайней мере, одного из них.
Предлогом для расспросов служило получение сведений об убитой медсестре Вере Миллер. Общее впечатление. Отношения с пациентами и коллегами; все, что могло как-то способствовать созданию целостного образа. Особенно в части ее профессиональной деятельности.
Насколько Морено и Юнг могли судить, все врачи откровенно рассказывали то, что знали о сестре Миллер. Одни знали ее лучше, другие, естественно, меньше, поскольку им приходилось с ней общаться гораздо реже. Мнения и впечатления оказались совершенно единодушными. Вера Миллер была великолепной медсестрой. Компетентная, доброжелательная, любящая свою работу — и умеющая найти подход к каждому пациенту, что является настолько важным, что можно лишь пожелать, чтобы подобным качеством обладали все работающие в здравоохранении.
«De mortuis…»,[20] — подумала Морено. Мысль возникла чисто автоматически, но казалась едва ли подходящей в данном случае. Сестру Миллер просто-напросто любили и ценили. Никакого предположения относительно того, кто мог иметь причину, чтобы таким — или каким-то иным — образом ее убить, ни у кого не возникало. Даже намека на предположение.