Железно, как аминь в церкви и шлюхи на улице Звилле, как обычно говорили в городе.
Его описание тоже казалось вполне удовлетворительным — по крайней мере, единодушным. Темные волосы, темная борода, темная одежда и очки. Повар Нильсен припомнил также, что у мужчины возле стула стоял пакет, но Куммер и Берке на вопрос о пакете только плечами пожали. Не подтвердили, но, в принципе, и не опровергли.
Когда Юнг с Роотом отчитались об этой единственной наметке после пяти дней напряженного расследования, Роот уже загорелся:
— Готов поклясться, что сидевший там и есть убийца. Запомните, что я знал это уже сейчас!
С ходу поддерживать этот прогноз никому не захотелось, но было решено как можно скорее разослать приметы и объявить розыск.
На всякий случай.
И для того, чтобы принять хоть какое-то решение.
12
Он проснулся в «час волка».
С ним такое периодически случалось — теперь.
Когда у него ночевала Вера Миллер или приближался день ее прихода — нет. У них повелось так, что они встречались раз в неделю — с субботы до воскресенья, а в промежутках, в период сильнейшей тоски по ней, на него это обычно и наваливалось: он просыпался в холодном поту. В «час волка».
В такие моменты бесконечного, беспощадного бодрствования между тремя и четырьмя часами, пока весь мир спал, он смотрел сквозь пленку. Видел в холодном ретроспективном свете то ужасное, что совершил, понимая, что хрупкая, сдерживающая мембрана может лопнуть в любой момент. Когда угодно. Примешивались ли туда еще и сны, он не знал. Во всяком случае, был не способен их вспомнить. Даже не пытался, что вполне естественно, ни в эту ночь, ни в другие. Он встал с кровати, добрался в темноте до письменного стола и зажег лампу. Тяжело опустился на стул и начал считать по календарю дни; обнаружил, что с тех пор, как он наехал на парня, прошло тридцать пять дней. Десять с убийства шантажиста. Скоро все будет забыто.
Забыто навсегда. Газеты уже больше не писали. Они усердствуют только в первое время. Полиция обнаружила молодого мужчину в прошлую субботу, а сейчас СМИ уже потеряли интерес. Ни слова ни в четверг, ни в пятницу.
Все так и есть. «В двадцать первом веке человек превратится в мотылька-поденку, — подумал он. — Подведи черту, вычисли сумму, если есть что считать. Забудь и двигайся дальше. Лозунг времени». Собственно говоря, он и сам таков. Поистине достойный представитель будущего; ко вчерашнему дню и непрерывности его накрепко привязывали только эти бессонные мгновения. На самом-то деле.
Тем не менее все уже не так, как прежде. Просто непостижимо, как тот вечер, легкий удар и парень в глинистой канаве смогли все изменить. Настолько сместить перспективу. Открыть двери. Обрубить швартовы. Впустить Веру Миллер, впустить его новую жизнь. Да, непостижимо — подходящее слово, сродни божественному.