Школьная подруга родом со Скалистых гор, к которой приехали в Европу отец и мать, предложила Софи сопровождать их и, пока предки под присмотром человека из туристического агентства лечат свои хвори на модных водах, вместе «развлекаться». Дарроу заключил, что совместные «развлечения» с Мейми Хоук были разнообразными и веселыми, но этот относительно блистательный период в жизни Софи длился недолго из-за побега безрассудной Мейми с актером-сердцеедом, последовавшим за ней из Нью-Йорка, и стремительного возвращения родителей для переговоров о выкупе своего чада.
Именно в то время — после передышки в окружении сострадательных американских друзей в Париже — мисс Вайнер попала в мутный водоворот, кипевший вокруг миссис Мюррет. Нашли ее для Софи безденежные соотечественники, и частично из-за них (потому что они были исключительно милы и наивны, легковерные бедняги) она так надолго задержалась в кошмарном доме в Челси. Чета Фарлоу, объяснила она Дарроу, была лучшими друзьями, которых она когда-либо имела (и единственными, кто когда-либо «был добр» к Лауре, которую они видели однажды и которою восхищались); но, даже прожив в Париже двадцать лет, они оставались непростительно простодушными ангелами и были совершенно убеждены, что миссис Мюррет — женщина исключительного интеллекта, а ее дом в Челси — «последний оставшийся салон» (известно ли Дарроу, что такое салон?). И она не хотела открывать им глаза, зная, что это фактически значит вновь сесть им на шею, и, кроме того, чувствовала после предыдущей истории срочную необходимость любой ценой добиться известности, чтобы приобрести прочное положение, а кроме этой возможности, заметила она с легким смешком, другой ей за все эти годы не представилось.
Она набрасывала картину того, как складывалась ее жизнь, легкими быстрыми мазками и тоном, в котором звучал фатализм со странным оттенком горечи. Дарроу понял, что она делит людей по признаку большей или меньшей «удачи» в жизни, но, видимо, не держит обиды на неведомую силу, отмерявшую сей дар в столь неравных долях. Удача или выпадала на твою долю, или же нет, а пока ты могла лишь смотреть со стороны и довольствоваться самым малым, например наблюдать «представление» у миссис Мюррет и обсуждать всяческих леди Ульрик и прочих особ, озаренных светом рампы. И конечно, в любой момент калейдоскоп мог повернуться и расцветить твои серые будни.
Молодой человек, привычный к более традиционным взглядам, находил в подобной беспечной философии своеобразное очарование. Джордж Дарроу имел опыт общения с самыми разными представительницами женского рода, но женщины, с которыми он общался чаще, были или бесспорные леди, или нет. Благодарный тем и другим за их умение служить мужчине с более сложным нравом и готовый допустить, что если они и не созданы с этой целью, то стали такими в процессе эволюции, он инстинктивно разграничивал в уме эти две группы, избегая того промежуточного сообщества, которое пытается примирить оба взгляда на жизнь. Богема казалась ему менее достойной, нежели две другие группы, и ему нравились прежде всего люди, которые шли насколько могли далеко в своей приверженности к независимости, — нравились ему леди и их соперницы, равно не стеснявшиеся выставлять себя такими, какие они есть. На самом деле нельзя было сказать, что у него не было знакомств среди третьего типа женщин, — достаточно леди Ульрики, чтобы напомнить ему об этом; но от этого знакомства у него осталась неприязнь к женщине, использующей привилегии одного класса, дабы скрывать привычки другого.