— Ты хочешь, чтобы я покинул Живр? — наконец проговорил он. Она не ответила, и он продолжил: — Я, конечно, сделаю, как ты пожелаешь, но, если я уеду сейчас, я не увижу тебя снова?
Его голос был тверд: его гордость не уступала ее гордости.
Она не выдержала:
— Ты должен понимать, что это бесполезно…
— Я мог бы напомнить тебе, что ты прогоняешь меня, не выслушав…
— Не выслушав? Я выслушала вас обоих!
— …но не буду, — продолжал он, — напоминать тебе об этом, ни о чем и ни о ком, кроме Оуэна.
— Оуэна?
— Да. Если мы сможем как-то избавить его от…
Она уронила руки и обратила на него испуганный взгляд. Казалось, она вечность не думала об Оуэне!
— Ты, конечно же, понимаешь, что если прогонишь меня сейчас…
— Да, понимаю, — перебила она его, и оба надолго замолчали. Наконец она проговорила, очень тихо: — Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще страдал так же, как я…
— Оуэн знает, что я собирался уезжать завтра, — продолжал Дарроу. — Любая внезапная перемена планов может заставить его подумать…
О, она понимала его неумолимую логику: этот ужас обступал ее со всех сторон! Казалось возможным сдерживать отчаяние и спокойно смотреть в лицо Дарроу, пока ее поддерживала вера в то, что это их последний час вместе, что после того, как он выйдет из комнаты, пройдет и страх увидеть его снова, страх ощутить его близость, почувствовать на себе его взгляд, услышать его голос, и страх всего его влияния, лишающего ее воли. Но мужество покинуло ее при мысли о совместных с ним действиях ради защиты Оуэна, о том, чтобы ради Оуэна поддерживать с ним отношения, изображать согласие и счастье. Жить рядом с Дарроу в притворной близости и гармонии еще двадцать четыре часа казалось ей трудней, чем жить без него до конца дней. Силы оставили ее, и она бросилась на диван, пряча рыдания в подушках, в которых так часто прятала лицо, сияющее счастьем.
— Анна… — близко прозвучал его голос. — Позволь поговорить с тобой спокойно. Не приличествует нам бояться.
Ей оскорбительно было слышать ласковые слова, но призыв быть отважной заставил ее сердце воспрянуть.
— Мне нечего сказать в свою защиту, — продолжал он. — Факты весьма прискорбны; но я хочу, чтобы ты по крайней мере знала, каковы они на самом деле. Прежде всего я хочу, чтобы ты знала правду о мисс Вайнер…
При имени соперницы Анна побагровела, подняла голову и повернулась к нему:
— К чему мне знать о ней больше того, что она рассказала мне? Не желаю больше слышать ее имени!
— Вот потому, что ты так относишься к ней, я и прошу тебя — во имя простого милосердия, — позволь представить тебе факты такими, как они есть, а не какими ты, возможно, представляешь их себе.