— Я сказала тебе, что не думаю о ней как-то осуждающе. Я вообще не хочу о ней думать!
— Поэтому я и говорю, что ты боишься.
— Боюсь?
— Да. Ты часто говорила, что больше всего хочешь посмотреть на жизнь такой, как она есть, на человеческие проблемы без страха и лицемерия; а это не всегда приятная вещь. — Он замолчал, затем заговорил снова: — Не думай, что я собираюсь оправдываться! Я не намерен преуменьшать свою вину. И вообще говорить о себе. Даже если бы и говорил, то, наверное, не смог бы добиться, чтобы ты меня поняла, — я сам не понимаю, когда оглядываюсь назад. Быть справедливой ко мне — это твое право; все, чего я прошу, — это быть великодушной к мисс Вайнер…
Она встала, вся дрожа:
— Ты волен быть сколь угодно великодушным к ней!
— Да, ты дала мне ясно понять: я волен делать что угодно. Но я и вполовину не могу помочь ей так, как поможет ей твое понимание.
— Не можешь помочь? Ты можешь жениться на ней!
С застывшим лицом он сказал:
— Худшей судьбы ты не могла ей пожелать!
— Наверняка этого она и ожидала… на это надеялась… — Он промолчал, и она воскликнула: — Иначе как ее понимать? Как понимать тебя? Это слишком ужасно! По пути сюда… ко мне… — Она почувствовала, как рыдания подступают к горлу, и остановилась.
— Так оно и произошло, — признался он.
Она изумленно смотрела на него.
— Я ехал к тебе… после неоднократных отсрочек и откладываний с твоей стороны. В последний раз ты повернула меня назад единственным словом — и без объяснения. Я ждал от тебя письма, но напрасно. Говорю это не для того, чтобы оправдать себя. Просто пытаюсь объяснить. Я чувствовал обиду, горечь, недоумевал. Думал, ты хочешь со мной расстаться. И неожиданно на моем пути оказался человек, которому требовалось сочувствие, помощь. Клянусь, так все и начиналось. Затем мгновение помутнения… вспышка безумия… как такие вещи происходят. С тех пор мы ни разу не виделись…
Анна холодно взглянула на него:
— Твой рассказ достаточно ее характеризует.
— Да, если подходить к ней с общепринятой меркой — что, как ты всегда заявляешь, тебе чуждо.
— С общепринятой меркой? К девице, которая… — Резкая вспышка почти физического отвращения не дала ей договорить. Неожиданно она воскликнула: — Я все время считала ее авантюристкой!
— Все время?
— Я не имею в виду все время… но после твоего приезда…
— Она не авантюристка.
— Хочешь сказать, она делает вид, что действует в соответствии с новыми теориями? С той чушью, которую всякие отвратительные женщины несут с трибун?
— Не думаю, что она претендует на какую-то теорию…
— У нее нет даже такого оправдания?