А еще доктор сказала не все.
– Соня…
Я посмотрела на нее и поняла, что мне пора.
– Да, доктор?
– Ты ничего не смотрела…
– Нет, доктор.
– А, ну да.
Она щелкнула зажигалкой перед лицом, и пока что просто глядела на пламя. Я поклонилась и вышла. Не знаю, почему, но мне казалось, что ее тоже чуть не столкнула с лестницы Джоан Малкольм.
* * *
У замдиректора Марущак было людно: только что закончился учебный день. Я сидела у входа в приемную, смотрела на рукоятку трости и старалась не слушать. Учителя и кураторы, не скрываясь, болтали о жизни при старостах классов. За окном, плотно облепленным киселем, шуршал дождь. Он подкладкой добавлялся в гул речи, он обесцвечивал мое восприятие.
Я ощущала легкую дрожь после персонапрессивного удара, прощалась с последними обломками Ангела и старалась не думать о том, как пройдет завтра. Мысли об МРТ, обследованиях и нейростимуляции были настойчивы, но остальные им не уступали.
Третий проводник – кто он?
Джоан Малкольм – кто она и что здесь делает?
Одна пятидесятая секунды – где я побывала?
Я прикрыла глаза, почти сразу провалилась в зыбкий песок звуков. Я вспоминала один-единственный кадр с концерта, кадр, на который обратила внимание Мовчан.
Разорванный рот танцующего человека – он поднял лицо к потолку, его рот наполнен чернотой в мертвой вспышке. Странное лицо, которое наверняка понравилось бы Мунку – автору «Танца жизни», не «Крика». Вспененная масса голов, высохшие ветви рук, тугой луч прожектора – неуловимый цвет, просто столб света. Я видела все это, видела Ангела, который изменился, ощущая близость проводников.
Я видела все – кроме себя самой и Куарэ. В течение целой пятидесятой доли секунды ни меня, ни его не было в этом мире. Мы не успели погрузиться в микрокосм Ангела. Мы не могли просто исчезнуть.
Мы были где-то.
– Соня? Зайди, пожалуйста.
Пани Анжела стояла в дверях, кто-то еще вставал, недовольно оглядываясь на меня. Кажется, кто-то из кураторов первого класса.
– Подождете, – распорядилась замдиректора. – Вы что, не видите, что с Соней?
Я шла через приемную. Даже если кто-то не заметил трости раньше, то теперь на нее – на меня – смотрели все. Очень хотелось сразу оказаться внутри кабинета, очень не хотелось проходить мимо доброй пани Анжелы, потому что в дверях она меня, конечно, пропустит.
– Садись, Соня. Ну, как твои дела?
Она улыбалась – по ту сторону стола, заваленного распечатками, дисками и флэшками. У большинства флэшек на шнурках крепились записки. Марущак улыбалась искренне – всегда искренне, даже в такой дождь за окном, когда день угасал с самого утра.