– Он не плохой отец. Я рассказывала тебе, как ты ела лук?
– Тысячу раз!
– Он смеялся, и смеялся твой дядя Кен, и даже я…
– Мам, слушай…
– Но ты так смешно кривила губки. Понимаешь, кривилась, плакала, но ела! И это была первая луковица в доме – всего через год после сдвига!
Они смотрели друг на друга, и обе неожиданно поняли, что все уже решено.
* * *
– В этом мире все схвачено.
По третьему пути грохотал тяжелый поезд. Опутанные проводами вагоны мчались мимо вокзала, мимо Белинды и Риты, Влетая в рамку из алых огней, они сворачивали за мешанину опор и столбов, пропадали один за другим.
«Один за другим, – подхватила ритм Белинда. – Один за другим. Один за другим…»
– Схвачено, – Рита почти кричала. – И что?
– Ты точно хочешь этого?
– Не-а.
Рита тоже провожала взглядом товарняк.
– Что значит – не-а? Рита!
– Мам, ну не нервничай ты так! Я всего лишь буду учиться. Научусь и насинтезирую тебе новый мир. Тебе хватит нобелевки, мам?
* * *
<Рита Роу учится во втором классе, и она, скорее всего, никакой не Ангел – почти уже шлак. Ты ее проверила, тем самым перечеркнув и мою работу. Потому что пусть чужими руками, но в лицей ее устроила я. Простенькая, по сути, схема.
Я была Ванниковым, я была Нагахамой, я была подрядчиком Руперта Иглоу и завпроизводством Монтарадеса-старшего.
Знакомо, правда? Я не умею, как ты, но по-своему мы похожи.
Порой нужен один разговор, лишь один – и все меняется.>
– Нет, не так.
Сирил обернулся. Ему нравилось обнимать ведьму в откровенном наряде: Элли из первого класса и сама посмеивалась в его объятиях. Это им нравилось, а читать речитатив – не особо.
– Еще раз, – объяснила я. – Отсюда: «Мы страхом наполним сердце и кровь…». И без улыбок, пожалуйста. Мэтт, верни музыку на две сорок три.
– Да, мисс Витглиц!
Пульт всегда отзывался так. «Мисс Витглиц… Мисс Витглиц… Да, мисс Витглиц». Репетиция покорно соглашалась со мной во всем – кроме порядка.
Зал шумел, и я временами почти не видела сцену – таким насыщенным был гомон. На рядах переодевались, кого-то щипали, а на галерке, не скрываясь, смотрели видеоролики: там шумели сильнее всего. Кураторы только усиливали беспорядок, гоняя самых громких из конца в конец актового зала. Мне было плохо.
Не больно – просто плохо.
– По-моему, недурно, – сказала пани Анжела. – Да что там – недурно? Здорово. «Черная лотерея» в холле… Хм…
Она листала документ, озадаченно хмурилась, щурилась с интересом. Ее мысли были далеко от сценария: замдиректора думала о чем-то своем, пряча половину лица за свечением монитора.
Я рассматривала алые пятна, плывущие перед глазами, и ждала, когда это пройдет. Удвоенная доза обезболивающего, уколы нейростимуляторов и колкие искры в мышцах ног – так ощущалось утро. К десяти часам я стала видеть полупрозрачные красные тени. «У твоей ELA наркотрип», – без улыбки пошутила Мовчан и вывернула на меня результаты анализов.