У Семы уже два года все ломался голос: он то басил, та говорил фальцетом и сейчас свои осуждающие слова произнес баском.
— Если у тебя расшатались нервочки, — обратись к кретинологу! — съязвил стройный, с воинственно взвихренными прядками светлых волос Костя Рамков.
— Неостроумно! — бросил Балашов.
— Как сумел!
— Предстали во всей красе! — сорвался на фальцет Сема.
— Ну, хватит агитнотаций! — повысил голос Балашов и, круто повернувшись, стремительно вышел.
Раздался звонок. Фома Никитич, стоя на верхней площадке лестницы, энергично потрясал звонком. Невдалеке Плотников отплясывал какой-то дикий танец. Фома Никитич сердито мотал головой и глазами делал ему знаки идти в класс.
В дверях учительской показался завуч Яков Яковлевич, и танцор мгновенно исчез, будто испарился.
* * *
В тот же день Сергей Иванович решил поговорить с классом. Он попросил девятиклассников остаться после уроков и пришел к ним. Его встретили настороженно-любопытствующими взглядами, в них можно было прочитать и неловкость за то, что они предстали на уроке химии в таком невыгодном свете перед новым руководителем, и молчаливый вопрос: неужели он начнет знакомство с нотации и выговора?
Кремлев представился и очень кратко изложил свои требования, раскрыл планы на будущее.
— Как старшеклассники вы должны стать авангардом общешкольного коллектива. Мне думается, — для этого есть все возможности.
Прямо перед Кремлевым сидел юноша в коричневой лыжной куртке и смотрел доверчивыми, восторженными глазами. Он всем телом подался вперед, и выражение тонкого, одухотворенного лица его было таким, какое оно бывает у человека, готового сейчас же, сию же минуту ринуться вперед в бой, на трудности, на любое нелегкое дело. Позже Сергей Иванович узнал, что это был Костя Рамков.
Борис Балашов слушал, скучая и всем видом своим показывая, что на этом собрании он не по доброй воле и, дай ему право, он немедленно покинет его.
И вдруг тихо, но внятно, так что все в классе услышали, Балашов сказал:
— Регламент!..
Кремлев, — никак не ожидавший такой бестактности, опешил, но тотчас понял: реплика рассчитана на то, чтобы привести его в яростное негодование и показать классу: «Вот, пожалуйста, — перспективка, и планы на будущее, любуйтесь и благодарите!»
Усилием воли Кремлев сдержал себя, он уже научился искусству «экономить гнев».
Изучающим, внимательным взглядом посмотрел на Балашова. Это был хорошо известный каждому учителю, хотя и не очень распространенный, тип ученика-критикана, с неимоверным, ничем не оправданным самомнением. Такие, часто будучи и не глупыми, и начитанными, тем не менее превращаются в самонадеянных и, по существу, недалеких эгоистов, если не взяться за них вовремя и решительно, если не дать разумный выход их способностям.