Про этот самолетик я как раз и собираюсь рассказать. Его прозвали «сверчком», но не в честь известного запечного насекомого, объяснил мне капитан Букин, а из-за сходства с серенькой птичкой, которая низко летает и чья песня напоминает стрекотание кузнечика.
Словом, ни дать, ни взять наш «07», когда он с резким дребезжанием и стрекотом выскакивает из-за деревьев и идет на посадку.
«Сверчок» приписан к отряду управления. После того, как его командир капитан Букин ушел в запас, машина сделалась бесхозной. На ней по очереди летали те, кто раньше служил в транспортной авиации или по роду службы сталкивался с подобными машинами.
Ни «сверчка», ни полетов на нем, ясное дело, никто всерьез не принимал. Летчики являлись на стоянку, отчаянно зевая или перебрасываясь шуточками. У самолета их встречал механик в стареньком, но всегда опрятном комбинезоне, из-под которого выглядывала гимнастерка с белой полоской подворотничка вокруг худой шеи. Звали механика Фомичом. Он смотрел летчикам в глаза внимательно и строго, и вместе с тем с какой-то доверчивостью. Ждал, видно, что один из них останется в отряде, и самолет, наконец, обретет хозяина. И вот Фомич, маленький и ладный, в своем вылинявшем комбинезоне, бравый такой старшина, выходил строевым шагом и докладывал:
— Машина к полету готова.
Машина? К полету? Гром небесный! Летчики прыскали в ладошку, точно школьницы. Ладно, сейчас полетим. Они гладили «сверчка» по фюзеляжу, перкалевая обшивка прогибалась под рукой и трещала. Постучав по ней ногтем, летчики от удовольствия жмурились: самолет гудел, как барабан. Когда пилот влезал в кабину, «сверчок» приседал и покачивался.
— Провернуть!
— Есть провернуть.
Фомич брался за деревянный винт, летчик выглядывал из кабины, делал страшное лицо и дико кричал:
— От турбин!
Все, кто был на стоянке, с хохотом разбегались. Кашлянув разок и выпустив кольцо синеватого дыма, двигатель запускался. «Сверчок» оживал, дрожь пробегала по его перкалевому телу, ходили рули, пение мотора делалось ровным и сильным. Фомич выбрасывал руку. «Сверчок» катил к старту и, если ветер был «в нос», взлетал прямо с рулежки.
Я тут самое главное забыл сказать: это мой аэроплан. Я теперь летаю на «сверчке». Более того, зачислен даже в штат, что несказанно радует Фомича.
История, прямо скажем, невеселая. Летом, после третьей комиссии, подполковник Верес заявил мне:
— Все ясно, голубчик: усталость сердечной мышцы… Будет, будет, не убивайтесь. Мотор нормальный, но с перебоями. Требуется небольшой ремонт. — Помолчал, помял кисти рук, смотрит на меня поверх очков и говорит: — Даст бог, еще вернетесь на «большие». Днем раньше, днем позже — не в этом дело. Вы должны ос-тать-ся летчиком. Понимаете? Неизвестно еще, как оно все устроится с этой мышцей. — Наклонился ко мне и тихо так говорит: — Полетаете покуда над камышами. Экая беда!