Скоро Фомич управился с делами и повесил на дверь каптерки огромный замок, которого я раньше не видел. Замок был очищен от ржавчины, вымыт в керосине и тщательно смазан.
— Ну и копуша ты, Фомич, — говорю, — аккуратист…
— Это у меня от бати, — отвечает. — Тот на обушке молотить будет, зерна не уронит.
«Сверчок» все еще находится в ремонте и неизвестно, когда оттуда выйдет. Фомич перестал следить за собой, приходит на построение небритый. Стоит в последнем ряду пасмурный, маленький, как будто еще более усохший — седая щетина, бескровные губы, а глаза пустые, далекие…
Я оказался не у дел, и меня стали гонять в наряды. Вчера вот тоже — назначили помощником дежурного по части. Хлопотный был день. Я выслушал по телефону рапорты из подразделений и прежде чем засесть в дежурке, решил немного прогуляться. Было что-то около одиннадцати. На улицах хозяйничал ветер. Он налетал порывами и бросал в лицо капли редкого дождя. Шумели в темноте деревья. Огни в казармах были потушены. Мне никто не встретился. Поэтому я был поражен, увидев Фомича. Он стоял у кованой ограды мастерских в старом, выбеленном дождями плаще без погон и смотрел на «сверчка». Самолет лежал на асфальтированной площадке. Одно крыло его было снято и лежало рядом, с другого — свисали тяги управления элероном. На руль поворота забыли поставить струбцину, он поворачивался под ветром и скрипел. Капли дождя ударяли по обшивке, самолет жалобно гудел.
Я прошел у Фомича за спиной, помню, даже сбавил шаг и кашлянул разок. Мне хотелось, чтобы Фомич окликнул, позвал меня, но он, похоже, никого не мог сейчас видеть и слышать. Я оглянулся: Фомич стоял все в той же позе, запахнув плащ, нахохлившись.
Фомич, Фомич… Меня чуть слеза не прошибла. Я вдруг вспомнил, что долгое время не знал даже имени своего механика. Как водится у нас, все звали его по отчеству. Имя Фомича меня удивило, когда я услышал его впервые — Виталий. Это должно было неплохо звучать в пору босоногого детства, но теперь так звали самого старого механика. Да и не ловкое какое-то получалось сочетание — Виталий Фомич.
АЛЕКСЕЙ ХЛЫЗОВ
Через балконную дверь я вижу, как Вика прощается с Олегом Смоленцевым. Встала на цыпочки, быстро целует Олега и скрывается в подъезде. Оставшись один, Олег долго стоит неподвижно, вдруг подпрыгивает и срывает ветку над головой.
— Матушка! — кричит Вика из прихожей. — Где мои шлепанцы? Ага, здесь… нашла.
Матушка. Я не заметил, когда она начала так называть мать. Или это у них новая мода?
Вика появляется в комнате с букетом цветов.
— В гости собрались? — спрашивает. — Хорошо. Сейчас мы тебя обрадуем. — Увидела на столе коробку с запонками. — Ах, мать! Не удержалась-таки. Это наш общий подарок. Мы вчера с ней полдня шатались по городским магазинам.