Александр перешел на живопись маслом, он пытался передать значимость каждого ячменного стебелька — то ощущение, что без одного-единственного колоска не созреют сотни, тысячи или сколько там ячменных колосков на трех гектарах поля.
Александр почувствовал, как под сердцем завибрировал телефон, и неохотно ответил. Он как раз достиг состояния, когда мастихин стал продолжением его руки. Номер был незнакомый, но Александр все равно ответил:
— Здравствуйте.
— Это Александр Тейт?
— Да, это я, а вы…
— Это Руби! Мать Евы.
— Как она?
— Потому-то я и звоню. Она катится по наклонной, Алекс. Врачи высылают сюда… — Руби глянула на клочок бумаги и прочитала: — «Специалиста в области психиатрии по четвертой статье». Он привезет к Еве полицию с тараном.
Александр быстро собрал кисти, мастихины, краски и мольберт и помчался к своему грузовичку, припаркованному на обочине. Завел машину и рванул по проселочным дорогам, отчаянно срезая повороты и нетерпеливо обгоняя еле плетущиеся автомобили.
Затормозив у дома Евы, он увидел, что ее любимое дерево спилили. Александр уже взбежал на крыльцо, когда осознал, что от людской толпы у дома не осталось и следа — если, конечно, не считать мусора и пятен бензина на асфальте.
Стэнли и Руби открыли дверь вместе. Увидев лицо Руби, Александр понял, что дела плохи. Они прошли в кухню, и Руби рассказала обо всем, что случилось с тех пор, как Александр в последний раз видел Еву.
— Спиленное дерево стало последней каплей, — вздохнула старушка.
Александр оглядел кухню. На плите слой жира, перевернутые вверх дном чашки прилипли к сушильной полке. Отклонив предложение Руби выпить чаю, он помчался наверх.
Приник к двери в комнату Евы и, заглянув в щель, разглядел лишь темноту. Позвал:
— Ева! Послушай, любовь моя, я схожу к грузовичку и вернусь меньше чем через пару минут.
Во мраке Ева кивнула.
Жизнь слишком сложна, чтобы проживать ее в одиночестве.
Александр вернулся с ящиком инструментов и сквозь щель сказал:
— Не бойся, я здесь.
А потом принялся крушить дверь, лишь дерево жалобно трещало. Наконец преграда пала. Ева сидела на кровати, прижавшись к заколоченному окну.
Руби и Стэнли топтались за спиной Александра.
Он попросил Руби набрать ванну и найти свежую ночную рубашку. Затем обратился к Стэнли:
— Выключите, пожалуйста, свет, Стэн, хорошо? А то ее ослепит.
Перешагнув через гниющую еду, щепки и обломки двери, Александр подошел к Еве. Взял ее за руку и крепко стиснул ладонь.
Оба молчали.
Поначалу Ева позволила себе выпустить на волю всего несколько слезинок, но спустя считанные секунды уже рыдала в полный голос, оплакивая троих своих детей и семнадцатилетнюю себя.