— Да, я прямо-таки вижу Бога с золотистым ретривером у престола. Пес рычит и тянет хозяина за подол белой мантии, просясь на прогулку. — И Ева усмехнулась.
— Знаешь, милая, иногда мне не терпится попасть в рай, — мечтательно сказала Руби. — Я устала от жизни земной — уж слишком она усложнилась.
— Но та женщина, которая утонула… Готова поспорить, она не устала от жизни земной, — заметила Ева. — Спорим, когда вода сомкнулась над ее головой, она боролась за жизнь изо всех сил. Итак, почему же твой Бог предпочел ей собаку?
— Не знаю. Наверное, она чем-то прогневила его.
— Прогневила? — засмеялась Ева.
— Да, Господь гневлив, и мне это нравится, — кивнула Руби. — Это ограждает рай от всякого отребья.
— Отребья вроде прокаженных, проституток и нищих? — подколола Ева.
— Не приплетай Иисуса, — поправила Руби. — Это совсем другой коленкор.
Ева отвернулась от матери, голос ее звенел:
— А твой Бог смотрел, как его единственный сын умирает в мучениях на кресте, и пальцем не шевельнул, когда тот кричал: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» — Ей не хотелось плакать, но сдержать слезы не получилось.
В восьмилетием возрасте она упала в обморок на школьном собрании, когда директриса в подробностях описывала процесс распятия.
Руби собрала свои вещи, надела пальто и шляпу, обмотала вокруг шеи ярко-розовый шарф и сказала:
— Должно быть, Иисус как-то согрешил. А если ты не веришь в Бога, Ева, то почему так разволновалась?
Ева успокоилась достаточно, чтобы суметь объяснить:
— Все дело в жестокости. Когда Иисус крикнул: «Жажду!» — ему поднесли уксус.
— Я иду домой в свою постель, — подытожила Руби.
Ее дом располагался на перекрестке, парадная дверь выходила на тихую улочку. Руби жила всего в километре с небольшим от Евы, но дорога к дочери казалась ей далеким путешествием. По пути ей несколько раз приходилось останавливаться из-за боли в бедре и на что-нибудь опираться.
Толстый черный кот Бобби уже поджидал хозяйку. Пока Руби отпирала замок, он терся об ее ноги и громко мурлыкал, и Руби подумала, что он рад ее возвращению.
Когда оба зашли в безупречно чистую гостиную, Руби сказала Бобби:
— Хотелось бы мне быть тобой, Боббикинс. Не знаю, как долго я смогу присматривать за нашей девочкой.
Руби положила три таблетки трамадола на язык и запила их глотком финиковой настойки. Зашла в кухню, взяла две чашки с узором из плакучих ив, потом опомнилась и вернула одну чашку на место. Пока чайник закипал, она просмотрела свой настенный календарь с изображением Ангела Севера. Рядом с ним висел перечень христианских праздников годового круга, написанный черной ручкой: