Не зная, чем себя занять, хотя и смирившись с вынужденным бездельем, Хижняк завалился на кровать, нашел среди предлагаемых отелем каналов какую-то англоязычную полицейскую стрелялку, за неимением ничего лучшего периодически прихлебывал минеральную воду и так, под рокот телевизора, задремал. За время, которое заняло перемещение из Варшавы в Приштину, он принял горизонтальное положение впервые.
Разбудил телефонный звонок, и Хижняк, открыв глаза, сначала не понял, что происходит: за окном серо, телевизор работает, он лежит в одежде, но часы на руке показывают шесть часов по местному времени. Шесть часов – чего? Он пришел, когда было без четверти шесть, задремал в начале седьмого, получается, время остановилось. Телефон же продолжал противно дребезжать, номер он оставлял только Ульберу, ну разве портье может позвонить, предложить девочек – в варшавском отеле такой прецедент уже имел место…
Перевернувшись на бок, Виктор дотянулся до телефона, снял трубку.
Микич.
– Me falni, nje shok…
– Чего?
– Говорю, извини, друг, если разбудил.
– Сколько времени вообще?
– Утро. Шесть часов. Ты часы не настроил на местное время?
Вот так. Получается, он проспал под телевизор почти двенадцать часов. Не слабо…
– Нормально. Так понимаю, у тебя наклюнулось что-то?
– Не по телефону. Тем более по гостиничному.
– Ну, ясный-красный…
– Что? Почему красный?
– Расслабься, поговорка такая. Понятное дело, говорю.
– Встречаемся через полчаса на бульваре Матери Терезы, это недалеко от тебя, пешком дойдешь. Я подберу на машине, там и поговорим. Хоп!
Ульбер бросил трубку, и Хижняк, послушав некоторое время короткие гудки, пожал плечами и тоже буркнул:
– Хоп-хоп.
Он совершенно не представлял, что будет дальше. Его не устраивало вынужденное плавание по течению, ему разонравилось действовать по обстоятельствам, которые всякий раз со дня начала этой охоты складывались непредвиденно. Тем не менее он ввязался в бой, а потому влез в кроссовки, крепче затянул ремень на купленных по случаю зеленых штанах в стиле милитари с множеством карманов, машинально стряхнул невидимые пылинки со свитера, накинул натовскую куртку – обзавелся уже в здешнем магазинчике, привлекла цена распродажи, – сунул в карман мобильник и бумажник. Больше ему нечего было с собой взять, поскольку оружие пришлось оставить в Варшаве, а здесь пока еще не вооружился, надеясь сделать это в ближайшее время, хотя бы с помощью Микича, который пишет о торговцах оружием и наверняка знает, где здесь продаются стволы.
Без оружия, оттягивающего карман, Хижняку в незнакомой стране и незнакомом, явно враждебно настроенном городе было как-то не по себе.