Бора произнесла эти слова с уверенностью судьи, вынесшего приговор.
Она не обратила внимания, что ее слова, переведенные одноглазым, каким-то образом оживили Хантера, до сих пор только наблюдавшего за происходящим. Он даже подступил на полшага ближе, Виктор поймал на себе его заинтересованный взгляд, еще не понял, чем именно заинтересовал киллера, но уже принял решение.
Даже не принял – оно само нашлось.
Губы сухие.
Он облизал их, иначе ничего не получится.
Встретив взгляд Хантера, глядя ему прямо в лицо, Хижняк начал свистеть.
Парень, которого собралась убить совсем съехавшая с катушек Бора Ракипи, тоже не мог похвастаться музыкальным слухом. И все-таки Антон Хантер узнал эту мелодию – после той варшавской ночи он, человек отнюдь не впечатлительный, не спутает ее уже никогда и ни с чем. Даже будет угадывать полонез, чуть не ставший для него последней музыкальной темой в жизни, там, где его может и не быть. Для него это навязчивая мелодия что-то вроде патологии – вот как сейчас у Боры, злобной и растерянной, ищущей врагов вокруг себя. И не дающей никаких гарантий, что следующим врагом не станет любой из стоящих рядом.
Но сейчас это была не паранойя, не навязчивая идея и не слуховая галлюцинация. Незнакомец перед лицом смерти насвистывал именно полонез и, подняв голову, смотрел мимо пистолетного ствола, через плечо Боры на него, Хантера. Свист адресован ему.
Сигнал.
Слишком живы воспоминания о том вечере в доме варшавского психопата, когда в комнате вдруг появился кто-то, спутавший Копернику все карты, вступивший с ним в схватку и тем самым давший его пленнику шанс, которым он, Антон, сполна воспользовался. Тогда он не задумался над тем, кто такой этот неожиданный спаситель, хотел ли он спасти именно его и как он оказался в нужное ему, Хантеру, время и в том самом месте, где его собирался зарезать ненормальный бармен.
Сейчас незнакомый человек прямо давал ему понять: вспомни Варшаву, парень. И того, кто спас тебя.
Все это сложилось в голове Хантера мгновенно, в темпе, в котором он обычно принимал решения, возникшие в критической ситуации. А теперь создалась именно такая, нездоровая и опасная для него лично. Антон вдруг отчетливо понял: Бора уже неуправляема, любые разговоры с ней равносильны хождению по минному полю, продуманные им за ночь комбинации легко оборвет выстрел из ее пистолета – и только потому, что его слова почему-то могут не понравиться ей и вызвать у нее раздражение.
Она убьет его. Не через час, так через день. Сомнений у Хантера не осталось.
К этой мысли он начал приходить, как только балканская накокаиненная амазонка расстреляла человека, назвавшегося американцем и убеждавшего, что Замир был его другом. Не успев подкорректировать свои ближайшие планы, Хантер вдруг услышал от второго пленника фразу на английском языке, заставившую его напрячься и заинтересоваться этим типом. И сразу же – свист, полонез Огиньского, напоминание…