Ощутив неудобство, Энтони оглядел себя и поморщился. Не слишком-то добрый характер у его женушки. Могла бы по крайней мере раздеть его и как положено накрыть одеялом. В конце концов из-за нее же все и началось. А как она, кстати, его встретила? Небось ворчала, снимала, что называется, стружку. Но и этого он вспомнить толком не смог и, наклонившись, принялся растирать себе виски. Собственно, и в эти часы можно найти себе занятие. Проще всего попробовать уснуть. Но он сомневался, что из этого что-нибудь выйдет, хотя бы потому уже, что он и так проспал больше, чем обычно. Тогда можно сменить обстановку и отправиться назад в «Уайт-клуб» поиграть, например, в вист. Да, но это лишь в том случае, если он вчера не накуролесил там больше терпимого. В противном случае в компании могут и отказать. А не стоит ли проявить свой не менее злобный, чем у жены, характер, разбудив ее прямо сейчас. Нет, это тоже не годится. Энтони чувствовал себя слишком разбитым и малоспособным совершить то, что потребуется, если она вдруг встретит его не руганью, а лаской.
Он рассмеялся над этой мыслью и тут же сморщился от боли в голове. Пожалуй, лучшее, что он может сейчас предпринять, — это постараться до утра избавиться от похмелья. Ванна пришлась бы весьма кстати. Но придется подождать как минимум несколько часов, прежде чем будет прилично разбудить слуг. Значит, остается просто перекусить для начала.
Медленно, стараясь не делать отдающихся головной болью резких движений, Энтони вышел из спальни. Сделав несколько шагов, он остановился, заметив свет. Судя по тому, откуда он лился, не спал в этот час и его братец. Энтони тихонько постучал в его дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Обнаженный Джеймс восседал на краю кровати, крепко обхватив склоненную чуть ли не к полу голову руками. Энтони чуть не рассмеялся, но благоразумно остановил себя, справедливо посчитав, что это доставит больше боли, чем удовольствия и ему самому.
Джеймс даже не поднял головы, чтобы посмотреть, кто к нему пришел.
— Говори негромко, шепотом, если тебе дорога жизнь, — тихо, но с явной угрозой проскрипел он.
— Крошечный негодяй долбит молоточком и в твоей голове, старина?
Джеймс медленно повернул к брату мрачное, как маска смерти, лицо.
— Не один, а по меньшей мере дюжина, и каждым я обязан тебе, твоей мерзкой…
— Черта с два, — не дал ему договорить Энтони. — Это ты первый предложил угостить меня стаканчиком чего-нибудь хорошего, как я помню. Так что если кто и имеет право жаловаться…
— Стаканчиком, осел, а не несколькими бутылками.