В отношении «обязательств перед союзниками» Милюков как опытный политик-тактик пытался убедить Алексеева в том, что «закон самосохранения для нас теперь — высший закон», и «никакие договоры не могут сохранить своей силы при таком изменении всей окружающей обстановки, при которой они были заключены».
Не разбирая подробно ошибочности представлений Милюкова о намерениях руководства Германии в отношении единства России и монархического правления, нужно лишь отмстить, что лидер кадетов предлагал Алексееву две принципиально недопустимых для генерала перспективы. Первая — подчинение армии донскому командованию и, следовательно, потеря самостоятельного значения «государственного фактора». Вторая, наиболее важная, — отказ от продолжения борьбы с немцами, ради неопределенной перспективы общей «борьбы с большевизмом» и «восстановления монархии». Вывод Милюкова в отношении «конкретной цели для Добровольческой армии» был таков: «Надо спешно освободить Москву, раньше, чем придут туда германцы, по возможности — собственными силами, без их прямой помощи… через Воронеж».
В третьем письме, написанном в Новочеркасске 21 мая, Милюков рассказывал о своей встрече с донским атаманом, который вполне лояльно отзывался о немцах, допускал возможность восстановления монархии с немецкой помощью. Снова и снова Милюков напоминал Алексееву назревшую необходимость «похода на Москву», чтобы опередить немецкое командование: «Необходимо сохранить хотя бы фикцию, что Москва взята русскими».
На пространные письма Милюкова Алексеев ответил коротким письмом от 25 мая 1918 г. Перечислив результаты переговоров с атаманом в Манычской, Алексеев подчеркнул недопустимость каких бы то ни было переговоров с немцами и исключил любую возможность компромиссов, тактических уступок врагам России, даже путем осуществления желанных для добровольцев политических лозунгов. «Общее направление мысли и желаний в армии — монархическое». Казалось бы, можно «этот лозунг объявить во всеобщее сведение». Но «сломить психологическое настроение и доказать массе необходимость соглашения с немцами невозможно… Против Ваших выводов логически возразить трудно, но заставить присоединиться к ним наш офицерский состав едва ли возможно без решительных потрясений самого существования армии».
В силу «немецкого кулака» Михаил Васильевич не верил, а скоропалительный «поход на Москву» считал для армии «непосильным». Более того, полагал, что «в Москве, правдами или неправдами, советская власть привлекает на службу и наших генералов, и офицеров (военспецов. —