По оценке известного русского писателя и публициста Б. Суворина, «жизнь генерала Алексеева была полна труда… Он родился… в бедной офицерской семье. Как это полагается, в России, где от офицеров так много требовали, им ничего не давали, кроме грошового жалования, такой же пенсии и права учить своих детей в военных корпусах».
Ярко запечатлелись в детской памяти и годы «активизма» народнических «бунтарей» и «террористов». Всполохи повстанческой борьбы, поддерживаемые надеждами на скорую всеобщую «волю» после отмены ненавистной «барщины», широко захватывали западные губернии Империи, и «слуги царизма» — офицеры армейских гарнизонов — вызывали у революционеров, очевидно, не меньшую ненависть, чем сам «царский режим». Много лет спустя, в 1905 г., в условиях новой революционной волны, Алексеев в одном из писем супруге вспоминал о «тех периодах, когда моя мать по целым ночам, не раздеваясь, сидела над детьми, ожидая пожаров, так как горели все наши города, и когда у каждого крылечка находили подметные письма о том, что очередь наступила и того городка, в котором нам приходилось последовательно существовать»>{4}.
Начинал свою учебу Михаил в Тверской классической гимназии. Однако особыми успехами в изучении классических наук он не отличался. Очевидно, желая направить сына к военной карьере, но, не располагая средствами, необходимыми для продолжения учебы, а также ввиду перевода полка из Твери в Витебск, отец, не дожидаясь окончания курса, после 6-го класса гимназии определил его (22 ноября 1873 г.) вольноопределяющимся во 2-й гренадерский Ростовский полк. Обучение в гимназии давало право начинать службу уже не рядовым. Входивший в состав Московского гренадерского корпуса полк был известен славными традициями, и служба в нем была почетной. Военная карьера определила теперь судьбу Михаила Алексеева. Вскоре из рядов полка Михаил Алексеев поступил в Московское пехотное юнкерское училище. Военное обучение проходило гораздо лучше гимназического, и молодой юнкер обратил на себя внимание училищного начальства усердием и дисциплиной.
И еще несколько характерных черт отличали воспитанника. Многие отличали скромность, некоторую замкнутость юнкера, и особенно его религиозность. Получая образование без «протекций» и «ходатайств», Алексеев, вполне в духе русской православной традиции, понимал, что надеяться нужно на Бога, но и самому «не плошать», а служить и честно «тянуть лямку». «Я хотел видеть тебя в рабочем, хорошем полку, — наставлял он в письмах своего сына, также юнкера Николаевского кавалерийского училища, — и в то же время в таком, где движение не столь беспросветно, безнадежно, где нет полной могилы для энергии и будущего. Ведь небольшое случайное преимущество мы возьмем с тобою не бесчестными путями, не протекцией маменьки и тетеньки, не моим теперешним случайным положением, а честно заработаем его трудом, Божиим благословением».