Голос Аббасова прервал его размышления.
- Аман Царакович, все уже решено, - сказал Аббасов в трубку.
Во взгляде его сквозила какая-то непонятная, затаенная усмешка, взгляд его блуждал по комнате, и когда останавливался на Карпове, тот доверительно улыбался Аббасову. Детское, простодушное лицо выло у Карпова. Внутри у него все кипело. Он вдруг поймал себя на том, что хочет понравиться Аббасову, робеет перед ним, будто он начальство. И вспомнился подслушанный им случайно в коридоре разговор секретарш, они говорили об Аббасове: «Ну-у, этот далеко пойдет», - тянула одна уважительно. Другая перебила: «Большому кораблю…» - «Подумаешь», - пренебрежительно бросила третья.
Карпов смахнул со лба прядь волос, и вышел в коридор – покурить, поразмыслить на свободе. Да, Аббасов. В сущности, чем он, Карпов, хуже Аббасова? Работоспособен, умен. Просто Аббасову везет больше, - думал он.
Тут Карпов посмотрелся в круглое зеркало на стене. Мягкие светлые волосы, лицо матовое, нежное, как у девушки, темные ресницы и брови, вдумчивые глаза. Внешность счастливая. С такой внешностью да плохо устроиться в жизни? Ерунда. Ведь и работу-то нашел он такую удачную только благодаря своей внешности: соседка по этажу явно симпатизировала ему, она его и устроила через подругу своей подруги, которая там в кадрах работает… Мужчины тоже к нему неплохо относятся.
Это все так. Но что же с документом, с письмом? Вот так взять да исчезнуть? Кто-нибудь наверняка знает тайну его исчезновения. Знает и молчит.
… Конечно, трудно работать, не имея союзника. Надо завести хороших друзей, лучше всего – среди женщин. Он об этом и раньше подумывал, да все руки не доходили. Но сейчас надо. Пора.
Да, но как? С кого начать?..
А хотя бы с секретарши Лидочки. Пригласить ее в кино, в ресторан… Нет, ресторан слишком дорого. В кафе…
Он докурил сигарету, вздохнул. Пора идти звонить в Ольховск. Днем он не смог дозвониться: сначала никак не соединяли, а потом все там ушли на обед.
Когда он дозвонился, наконец, до Ольховского начальства, его разрывало от злобы. Он уже предчувствовал очередной нагоняй из-за металлоконструкций, - пожалуй, еще выговор влепят, чего доброго. Во внутреннем кармане его пиджака лежали две телеграммы: одна из Ольховска, полученная месяц назад: «МЕТАЛЛОКОНСТРУКЦИИ ОТПРАВЛЕНЫ ВОСЕМНАДЦАТОГО С.Г.»; другая – сегодняшняя, свеженькая: «ВВИДУ НЕПОСТАВКИ МЕТКОНСТРУКЦИЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СРОКИ ПЛАНА РАБОТ СТРОИТЕЛЬСТВУ ЗАВОДА СОРВАНЫ». Он уже мысленно видел себя за обитыми кожей дверями кабинета Соболева, видел его багровую ряшку с трясущимися щеками, слышал его лающие вопли: «Вы что, не хотите работать с нами? Вы срываете нам работу!..» И он нехорошо и длинно выругался в телефон. В трубке что-то кричал, оправдываясь, Ольховский начальник, и голос у него был такой, будто швыряли об стену пустой консервной банкой. Надо ехать в Ольховск, - понял Карпов. Он тяжело надавил ладонью на рычажки телефона. Он смотрел, как они двумя белыми полосками уходят, врезаются в аппарат. Он смотрел пристально, не мигая, стараясь успокоиться, выдавливая на лице свою обычную доверительную улыбку. А потом повернулся к девушке в брюках и попросил отпечатать ему командировку в Ольховск. Он сам себе был противен. Ему хотелось, чтобы эта девушка, в затрапезном свитере, причесанная под битника, печатала подольше, как можно дольше. Но она слишком быстро отстучала командировку, и с безразличным видом протянула ему листок.