На паркете тусклые пятна от ее больших каблуков были как следы зверя. Боже, как она металась по комнате! Под пестрой тесной кофточкой топырились груди двумя конусами, и, когда она двигалась, в большом вырезе мелькали чашки бюстгальтера. Она качала бедрами – вельветовые черные джинсы в обтяжку, жестяная бирка на заднем кармане. Вся извивалась. Он старался не смотреть на нее, но бывшая жена так и маячила перед глазами. То плюхалась на тахту, то вскакивала и принималась мерить комнату такими шагами, будто пол ей пятки жег, то оказывалась рядом и клала ладони ему на плечи. Он понял, что ей очень нужны деньги, наверно, на очередную импортную тряпку или вещь, и что так просто она от него не отстанет… Весь паркет от ее следов был пятнистый, как шкура хищного зверя из семейства кошачьих. Борисов поморщился и пошел на кухню за тряпкой.
Две эти встречи – с какой-то незнакомкой и со слишком хорошо
знакомой – как-то странно совместились в его сознании. Наложились одна на другую и стали словно бы одним тяжким, бредовым воспоминаньем… «Женщины?.. Не-ет, от этих баб (все они, верно, даже самые лучшие с виду, по-своему хищницы, истерички, дуры), от них надо бежать подальше!» Старался не думать больше об этом, забыть, уйти в работу. Как раз напал в английских источниках на редкий материал – интересные свидетельства о войне Алой и Белой Розы… И мало-помалу собственные страхи и эта глупая домашняя баталия стали казаться пустяком… В самом деле, у кого не бывает неприятных встреч, каких-то отголосков прошлого, от старых связей… Есть из-за чего волноваться! Обычное дело. Главное – работа…
В институте никто и не заметил неприятных событий в жизни профессора. По-прежнему еще по дороге из дома он в уме начинал свою лекцию и, войдя в аудиторию, продолжал с середины фразы. Все сразу же включались. И рассказ профессора, в паузах и отпивах из стакана, в удивленных размышлениях, был блистательным. Но кого-то в тесной аудитории недоставало, появилась некая пустота, и он невольно это чувствовал. Той пары жадных глаз не хватало – он их даже и не замечал раньше – той одной слушательницы, ошалело глядевшей прямо на него из середины первых рядов. Всё вроде бы на месте, а вот что-то не так в аудитории – такое странное ощущение не покидало его. Но и это – так, мимолетное. Может, показалось только? А может, это какой-то отголосок, след чего-то отболевшего, какой-то его вины?.. Чувство смутной какой-то вины вдруг появлялось в нем. Та девчонка? Метель, гололедица… Кажется, он толкнул ее тогда? Вот и в институте ее нет. Куда она делась? Что с ней?.. Это было не в мыслях, не оформлено сознанием, а в смутном тревожном чувстве, шло вторым планом на фоне читаемой лекции…