- А бабл… - рявкнул было стоящий на руках Войтек. – Приедешь к нам в Прагу? Мы с мамой сделаем тебе вызов.
- Приеду, - сказала Нина. – Интересно, что за город?
- А насовсем останешься? – Войтек лукаво поглядывал на нее перевернутым лицом и бухал пятками в стену. Волосы бахромой свисали над тахтой.
- Зачем же насовсем, - удивилась Нина. - Я же здесь живу.
- Ну, если замуж выйдешь. Ну за иностранца, скажем… - Войтек перевернутым лицом глядел на нее.
- Ну и что? – Нина не могла понять. – Все равно, зачем же насовсем?
- Не поедешь? Никак?
- Не дури, Войтек… Нет уж, мне и тут хорошо.
- А со мной? – Войтек улыбался и болтал ногами под самым потолком.
- Ну с тобой, конечно, кА-акой разговор!
Нинка вдруг ни с того, ни с сего запустила в него подушкой. Войтек потерял равновесие и шмякнулся на пол. Вскочил, с размаху сел – аж что-то звякнуло внутри тахты.
- Правда?!
Нинка скорчила гримаску, дразня его:
- Ведь ты симпапуля. Как сосиска.
Помотала головой, будто стряхивая с себя солнечную полосу, которая теперь прошла по ней. Зажмурилась, отвернулась от бликов солнца. Лицо ее порозовело. Поднялась и подошла к окну. Ярко, снежно, искристо на улице! Ветви тополей в шершавом инее, таком кристаллическом, как кораллы, белые кораллы зимы! Нина смотрела, как там по лыжне бежали двое мальчишек. Один, малыш, семенил в черной шубке, а другой, постарше, то и дело догонял меньшого и наступал на его лыжи. Маленький сердился и все пытался огреть обидчика лыжной палкой, а тот увертывался и ликовал. И ей тоже стало весело и захотелось на мороз.
-Гав-гав-гав-в! – протявкал Войтек по-собачьи. Он уже опять кувыркался и болтал в воздухе ногами.
Нина обернулась.
- Ну, если ты пес, пойдем гулять. Где поводок?
- Войтек брыкнул пяткой воздух и вскочил с тахты.
- Ба-а! Чай готов? – крикнул он в сторону кухни. – Мы гулять хотим!
И, обняв Нину, закружил ее по комнате.
А Жанка все еще маялась в больнице… «Что-то давно уж Нинку не видать… Может, пойти звякнуть ей из автомата на лестнице? Совсем забыла меня… - она соскучилась, да и вообще ей порядком надоело томиться в палате. – Вот кому весело! – размышляла Жанна чуть свет, после «температуры», когда не спится уже, а вставать еще не скоро. – Войтек ее толстый приехал, и вообще у нее тыща друзей и дел. Чувыкина же! В классе, бывало, как произнесут это «Чувыкина», всем смешно и интересно. Ясно, опять Нинка что-то затевает. Вроде коллективного воспитания кролика, взятого из зооуголка, или шефства над баней номер семнадцать, что на набережной по соседству. Кролика Нинка взяла к себе домой, у нее уже были кот и пес. И вдруг кролик стал у них лидером, а большой пес и кот жутко его боялись. Оказывается, у кроликов очень сильные лапы, обычно задние, но у этого и передние были будь здоров, и он лупил кота и пса по мордам. Стоял на задних лапах и, как барабанщик, быстро-быстро лупил их. Они прятались от него, когда он был не в настроении. А однажды кролик попробовал сырое мясо из собачьей миски, оно ему страшно понравилось, и он стал мясоедом. Отогнав пса и наевшись мяса, он делался жутко энергичным, и пес с котом разлетались по разным углам. Видимо, это был какой-то неправильный кролик. Нинка вместе со всем классом пыталась перевоспитать кролика, забавно было… Интересно, чем она сейчас занимается?.. Дел, небось, по горло, даже некогда навестить больную подругу…» Скучно Жанне. Зато вместо Нинки стал навещать ее тот самый санитар либо лаборант, веселый дядечка, что принес таблетку. Заглянет в палату, будто по какому делу, и вроде невзначай присядет возле Жанны. Сунет что-то в тумбочку – редкие снотворные, а то и шоколадку – и давай лясы точить, и все с намеком на свои чувства. Жанна злилась: «Дурень старый, хоть тоже считает себя молодым. Разве сравнить его, например, с Витей, таким легким и нежным». Да, нежным… Только целовал-то он нежно не ее, а другую девушку, в капюшоне… Жанна с мукой вспоминала все-все с самого начала, с той самой древне-борисовской эпохи. А на лаборанта и внимания не обращала. Только злилась, когда он опять заглядывал в палату, хамила ему, рывком отворачивалась к стене, чуть завидит его розовую рожу в дверях. Соседки дотумкали, от них не скроешь, встречали теперь его насмешками да шуточками: