До полпервого провозился с уборкой. Потом заглянул в холодильник: пусто – и пошел в гастроном.
Глаза ломило – снег был такой яркой белизны! Вьюжка стихла, родниковой чистоты воздух беззвучно звенел. Все кругом чуть-чуть дрожало в морозном воздухе. А Борисову было совсем не радостно, было знобко и даже чуть страшновато, не хотелось даже заходить ни в гастроном, ни в столовую.
В магазине, в колбасном отделе, шумела взбудораженная очередь.
- А чегой-то бы мужчине без очереди отпустили?
- Да-да, вот только что, дали без очереди!
- Ка-акому мужчине? Да если б я всем мужчинам без очереди давала, у меня бы давалка отвалилась…
Борисов поморщился и вышел на улицу.
Последнее время ему все казалось, что кто-то за ним следит. Нервы, что ли, пошаливают… Вот всегда так: стоит не выспаться, и лезет в голову всякая чушь.
Чья-то тень на снегу застыла как вкопанная прямо перед ним. Рядом остановилась девушка. Воскликнула:
- Ай! – и зашагала справа от Борисова. Идет, глядит на него круглым глазом, влажный от снега клок волос завешивает другой глаз. Пальто на ней – покосился Борисов – вроде солдатской шинели. Вся какая-то дубоватая и глядит одним глазом нерешительно. Разумеется, Борисов ее узнал: та самая, что не так давно вломилась в его квартиру, и он с таким трудом ее выставил.
- А я сегодня с десяти все торчала у вашего дома. Ничего даже не ела…
- Сочувствую, но ничем помочь не могу.
Он понял, что бояться ее нечего: безобидная чудачка. Во всяком случае, не из его студенток, таких дурочек там не встретишь.
- Вот отошла и все-таки встретила вас!
Он опять поглядел на нее. Странная. Взялась за козырек ушанки и надернула шапку низко на лоб. Смотрит упрямо под ноги, да еще улыбается. Теперь видны из-под ушанки ее длинный нос и толстые губы.
- Давно хочу поговорить с вами, ну вот просто так, по-человечески… О подруге своей, о Жанке… В тот раз разговор не получился.
- Господи… - вздохнул Борисов.
- Понимаете, Жанна, она не такая, как все… Она, понимаете, живет в своем, придуманном мире… - Девушка загнула ухо своей шапки, стала его покусывать. – Она стихи…
- Да какое мне дело до вашей Жанны? – Борисов ускорил шаги.
- Она стихи пишет… играет на рояле… у них дома… такой старинный, знаете, рояль… клавесин такой… - Нина запыхалась, голос ее срывался. Еле поспевала за Борисовым.
«Что она, и впрямь дура, что ли?» - недоумевал он. Сбавив шаг, стал приглядываться к Нинке.
- Я спешу, вы понимаете? Мне в столовую надо. В сто-ло-вую, - повторил он четко и раздельно, как человеку, плохо понимающему по-русски.
- А знаете, мне тоже туда, - обрадовалась Нина. – Хорошо, что напомнили. С утра ни маковой росинки, все мотаюсь, мотаюсь, дел по горло, - она ладонью провела под горлом. – Вы, наверно, думаете: вот ненормальная, да?