Сиденье такси приятно пружинило. Как славно запрокинуть голову и в водительское зеркальце рассматривать свое красивое лицо! Напоследок женщины в палате накрасили ее и причесали, потом она вместе с ними накурилась и чуточку выпила. В кармане шубки болталась пачка импортных сигарет: прощальный дар. Жанна мягко покачивалась в такт движению, и ей было легко, бездумно, хорошо. И казалось – все просто, все ерунда, все ей теперь трын-трава! Плевала она на больницу (едва вышла на порог, Жанна о ней забыла навсегда), и на все больницы в мире! Впереди – жизнь! А она-то теперь знает, как жить. На все ей наплевать. И даже маму с бабушкой и Нинку, ничего не понимающую в ней, теперешней Жанне, верную ей наивную Нинку, она всерьез не берет. Вот они рядом, а вроде – далеко, далеко от нее, вроде бы их и нет вовсе.
А Нинка, обняв Жанну за плечи, горячо болтала ей в самое ухо:
- Знаешь, мне кажется, он сам, сам по-настоящему несчастен. Да, Жанка, пойми же – очень, очень несчастен! У него очень на душе паршиво…»
«О чем это она? А, о Борисове. Тьфу ты…»
- Смотри не влюбись, - обронила Жанна вслух.
- А ты?
- А я любила его для себя.
- Знаешь, я все-таки возьмусь за него. Возьмусь, пожалуй. Надо помочь. Он ведь, знаешь… он, по-моему… не такой уж любитель истории. А просто уходит в нее… Как улитка в раковину свою…
- Нин, ты причесываешься когда-нибудь? – перебила ее Жанна.
Нина засмеялась.
- Изредка. И то так: плюну на ладошку и приглажу.
Она провела ладонью по жестким вихрам.
- Эх ты, Чувыкина! Эх, Чувыкина, - сказала Жанна.
В понедельник она пришла в институт. До звонка курила возле зеркала в туалете. Курила, как те женщины в больнице, слегка закинув голову, чуть-чуть отведя руку с сигаретой, чтоб напоказ длинные пальцы с коричневым маникюром, и приспустив подведенные, в русалочьей бирюзе, веки… Встряла в пустячную болтовню с какими-то старшекурсницами. Вдруг захотелось ей зажить легко и весело, без всяких таких встрясок или страстей, зажить чуть шально и празднично, как бывает в кафе, когда чуть выпьешь, и музыка; натянуть на себя такие же, как у этих девиц, плотно облегающие бедра и зад самые фирменные джинсы и узкий батничек телесного цвета: ты в одежде и вроде бы безо всего, все изгибы тела налицо. «С моей-то фигурой это блеск! У меня же фигура не то что у этих табуреток», - косо глянула на двух раскрашенных, как сувенирные матрешки, модных девиц.
Долго рассматривала себя в зеркало, такую непохожую на себя прежнюю, - похудевшую и похорошевшую, в гриме и с прической. И ни о чем не хотелось думать. Лишь курить. И любоваться собой в большом, самом большом, чтобы во весь рост, зеркале. И больше ничего!.. Хватит с нее исторических романов. Не маленькая.