Тем временем Тихов страдал от пружин, терзающих его спину, и ничего не знал о предстоящей проверке. Разумеется, он мог об этом догадываться, но специально я его не предупреждал. Пока. Но поскольку было очевидно, что временами он еще прокручивал какие-то темные делишки, а о законе и праве судил по своим, более великодушным меркам, я чувствовал себя обязанным позаботиться, чтобы он не пал легкомысленной жертвой обстоятельств. Я бы не удивился, если бы в его багаже – вопреки предупреждению Бюлента – оказалось немного травки, или гашиша, или чего-нибудь подобного. И это при том, что он прекрасно знал: попадись он на каких-то противозаконных действиях, я не буду его выручать. Хотя в другой ситуации сделаю все возможное, чтобы не подвергать его жизнь смертельной опасности.
– У тебя все о'кей?! – спросил я его по SMS, когда автобус подъезжал к австрийской границе. Тихов очень хорошо понял, что я имел в виду. «О’кей?!» означало у нас «Ты чист?». Если бы я просто хотел узнать, как у него дела, я бы так и написал: «У тебя все в порядке?»
– Почти, – ответил он.
– Плохо, – написал я и прибавил: – У тебя есть еще шестьдесят минут…
– От стресса можно заболеть, – был его ответ.
– Где они сидят? – осведомился я.
– Предпоследний ряд и ряд перед ним, – быстро ответил он.
Как ни расплывчат показался бы смысл этой переписки постороннему, для нас с Тиховым все было абсолютно ясно. О том, что, несмотря на «тайнопись», каждое SMS-сообщение сразу после прочтения подлежало обязательному удалению, мне не нужно было напоминать Тихову. Это стандартное правило оперативной работы, которое тайный посредник усваивает на первой же встрече. Большинство осведомителей его придерживаются. А в отношении Тихова это можно было гарантировать. Вероятно, так он меньше опасался нежелательных вопросов со стороны своих криминальных коллег. К тому же при его бурной активности на личном фронте загадочные сообщения в телефоне могли бы приводить к сценам ревности и необходимости искать оправдания. Профи решает проблему заранее, с помощью кнопки «удалить».
Через НО я передал точные координаты людей, на которых нужно было обратить особое внимание: «Предпоследний ряд и ряд перед ним». А затем началось ожидание, и длилось оно целую вечность.
– Как дела? – спросил НО, заглянув в половине одиннадцатого в мой кабинет.
– Идут, – ответил я.
Меня ничуть не беспокоило, что проверка шла так долго. Напротив. Возможно, нелегалов было больше, чем семь или девять человек? Может быть, полный автобус нелегалов? Я ошибался.
– Опять ничего, – объявил мне по телефону начальник оперотряда, когда часы показывали 12.08. По голосу было слышно, что он пребывает в сильном раздражении.