Дочь последнего дуэлянта (Бенцони) - страница 190

– Только не говорите, что вы вернетесь в Ша-тильон как раз тогда, когда мы вот-вот свалим этого выскочку?!

– Разве Шатильон на краю света? Но я туда пока не поеду. Я останусь здесь, чтобы как следует выспаться. Вам это кажется нелепым? Подумаешь, сон! Но вы себе не представляете, как я в нем нуждаюсь. Сколько ночей я провела без сна, сидя у постели моей принцессы!

– Вы меня удивляете! Я думал, что вы, повидав брата, будете землю рыть и не спать ночами, только бы вытащить его из тюрьмы!

– Ну уж нет, увольте. Сейчас он сидит в Бастилии и, по крайней мере, не наделает глупостей. Он буквально молится на испанцев, зачем же его освобож-дать?

– Увлечение испанцами пройдет, как только он снова будет рядом с принцем де Конде. Вы же знаете, что принц для него – бог. И представьте себе, что освобождение де Конде не за горами. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– И я надеюсь вместе с вами. И буду рада вам, если вы приедете ко мне с хорошими новостями.

– А могу я надеяться получить награду?

Де Немур задал свой вопрос почти что шепотом и приблизился к Изабель совсем близко, но Изабель отстранилась от него.

– Тогда и посмотрим.

– Изабель!

– Речь идет о награде? Заслужите ее.


Депутация в самом деле была весьма грозной, потому что на следующую же ночь перепуганный Мазарини с большим отрядом охраны сбежал в Сен-Жермен.

Три дня спустя Парламент совместно с другими судами города Парижа вынес решение об изгнании министра из Франции и о запрете ему когда бы то ни было возвращаться. А затем четыре представителя отправились к королеве и потребовали подписать приказ об освобождении принцев, с тем чтобы на следующий день этот приказ был отправлен в Гавр, где находились заключенные.

Узнав обо всем этом, Мазарини счел за лучшее лично освободить принцев и приехал в Гавр раньше, чем прибыл посланец королевы. Для человека столь изворотливого и хитроумного это была непростительная оплошность. Вместо того чтобы рассыпаться в благодарностях, де Конде рассмеялся кардиналу в лицо и держался с таким высокомерием, что Мазарини не простил ему этого до конца жизни. Однако сообразив, что промедление может стоить ему жизни и его эскорт – вовсе не бесполезная роскошь, кардинал поспешил удалиться, сел в карету и отправился в Германию. Убежище он нашел у кёльнского курфюрста.

Когда в Париже стало известно о возвращении принцев, парижане, которые ликовали, когда их отправили в тюрьму, снова ликовали, но теперь уже радуясь освобождению. Начиная с Понтуаза, дорога была загромождена каретами, возле переправы Сен-Дени теснилась шумная толпа, так что принцы продвигались вперед с большим трудом. По дороге они встретились с господином де Гито, которого королева послала поздравить их от своего имени с возвращением. Возле Шапель герцог Орлеанский усадил их в свою карету и повез в Пале-Рояль благодарить королеву. Она приняла их, лежа в постели. Наконец-то принцы добрались до особняка Конде, где их уже ждали. Лишь Немур, как только принцы вошли под родной кров, помчался в особняк Валансэ, чтобы получить божественную и, безусловно, заслуженную награду. Но вынужден был вернуться огорченный и раздосадованный.