Волнение ее возрастало с каждой минутой.
Появился король, его приветствовали рукоплесканиями и криками. Тонкий, стройный, изящный, в наряде, затканном золотом настолько, что невозможно было разобрать его цвет, он весь светился на солнце. На шляпе колыхались белоснежные перья. Он улыбнулся своему двору, к нему подвели буланого тонконогого марокканца.
Король был готов уже вспрыгнуть в седло, но тут к нему приблизился принц де Конти и с низким поклоном протянул письмо от своего старшего брата, произнеся несколько слов, которых Изабель не расслышала. Сердце у нее в груди билось так сильно, что удары отдавались в ушах.
Король нахмурил брови, взял письмо, но читать не стал, а протянул одному из конюхов.
– Господину де Вильеруа! Просмотрю позже.
Он вскочил в седло и, как положено искусному наезднику, поднял на дыбы свою лошадь, а выезжая из ворот дворца, снял шляпу. Юный король держал ее в руке всю дорогу, «приветствуя свой народ», как сказал он позже. За всадником следовала карета, тоже сиявшая золотом. В ней сидели – та, что с этого дня станет королевой-матерью, младший брат короля и Месье, его дядя, герцог Орлеанский. Король выехал из-под арки, и его приветствовал восторженный рев горожан, который не смолкал до Парламента. Король был юн, красив, сиял, как ослепительная надежда, и недавно еще несговорчивый и враждебный народ пал к его ногам.
В Парламенте короля принял канцлер, затем королева-регентша передала ему монаршью власть, произнеся короткую речь.
На ее речь король ответил, кратко сказав:
– Мадам! Я благодарю вас за заботы, которые вам было угодно взять на себя, воспитывая и обучая меня и управляя моим королевством. Я прошу вас и впредь не лишать меня ваших добрых советов и желаю, чтобы вы были главой Совета, который будет служить мне.
Все присутствующие, все парламентарии преклонили колени и воздали честь своему государю. Королева тоже хотела преклонить колено, но король не дал ей этого сделать, обнял и поцеловал ее.
После церемонии в Парламенте Изабель оставила своих подруг, которые поехали на празднество в Пале-Рояль, и вернулась домой. Гнев и боль раздирали ее сердце, но слез не было. Глядя перед собой сухими глазами, она терзала перчатки и хотела бы завыть в голос, чтобы избыть невыносимую тяжесть, что давила ей на сердце.
– Глупец! – цедила она сквозь зубы. – Безумец, которого надо опасаться! Неужели он не понимает, что своим поведением он толкает страну к новой гражданской войне, рискуя погубить Францию?! Не понимает, что, поставив свое оружие на службу врагу, он, победитель при Рокруа, запятнает свою честь и доблестную шпагу?!