Но двое друзей далеко не ускакали. Король отдал приказ – кардинал в это время был в отъезде, – и за беглецами послали погоню. Их настигли возле Витри-ле-Франсуа и отправили в Бастилию, которая была свидетельницей их побега…
На этот раз участь обоих была решена. В Парламенте де Бутвиль признал себя виновным без вызова и рисовки, но и без раскаяния. Он слишком часто встречался со смертью лицом к лицу, чтобы бояться ее, и с улыбкой принял неизбежный приговор.
Его друзья и родственники во главе с принцем де Конде явились к королю просить помиловать молодого человека. Конде привел даже мать виновного, Шарлотту-Катрин, урожденную де Люкс, и она упала к ногам Людовика XIII.
– Ваш сын публично глумился над королевской властью, мадам. Допустить это – значит открыть двери бесчинствам.
Все с мольбой повернулись к Ришелье, который к этому времени уже вернулся в Париж. И – удивительное дело! – грозный кардинал оказался чувствительнее короля. Позднее он написал: «Благородному сердцу невозможно было не пожалеть этого несчастного дворянина, чья молодость и отвага вызывали особое сочувствие. Каждый из нас делал все, что мог…» Однако, хорошо зная Людовика и не забывая, какие горькие унижения он перенес в ранней юности от фаворитов своей матери, Ришелье ограничился просьбой, высказанной мягко и осторожно, попросив заменить смертную казнь пожизненным заключением. Но не преуспел.
Тогда пришел черед вмешаться дамам. В покоях королевы Анны принцесса де Конде, герцогиня де Монморанси и герцогиня де Вандом, вместе с супругой несчастного, беременной третьим ребенком, бросились на колени перед Людовиком, моля его о состра-дании.
Король долго и с величайшей печалью смотрел на высокородных дам, которые взывали к его милосердию, и, наконец, промолвил:
– Лишиться этих молодых людей мне так же больно, как и вам, но мой долг запрещает даровать им прощение.
На следующее утро, двадцать второго июня 1627 года, де Бутвиль и де Шапель поднимались по ступеням эшафота, воздвигнутого на той самой площади, где спустя несколько часов загорятся костры в честь дня святого Жана, праздника света и радости.
Появление обреченных площадь встретила тишиной, которую нарушали лишь всхлипы и рыдания. Оба были молоды, и никогда еще де Бутвиль не был так хорош собой. Он шел и улыбался. Его кузен тоже держался мужественно, но от него не исходило такого сияния.
Палачу, который опустился перед ними на колени, чтобы получить прощение за смертоубийство, де Бутвиль сказал:
– Если тебе случается ударять дважды, ударь дважды меня.