После смерти маркизы 15 апреля 1764 года король унаследовал ее особняк, однако все богатое убранство дома (мебель, картины и прочее) ушло с молотка. Современные коллекционеры о подобном аукционе могут только мечтать!
Как ни странно, Людовик XV решил, что особняк д’Эврё должен стать своего рода столичной гостиницей для чрезвычайных послов из разных стран. Но ни один из них не согласился остановиться в особняке. Дело в том, что король решил временно складировать там мебель из своего личного дворца (специальные помещения для хранения появились намного позже), так что особняк превратился в огромную лавку старьевщика, заваленную всевозможными предметами дворцовой обстановки. Разумеется, отдохнуть в таком месте не представлялось возможным!
Когда архитектор Габриэль построил два дворца с колоннадами, которые украшают теперь площадь Согласия, так называемый «Отель для Чрезвычайных послов» потерял как свое имя, так и назначение: надобность в хранении королевской мебели отпала. Вскоре из особняка была вывезена вся мебель, так что тот совсем опустел. Не найдя зданию должного применения, Людовик XV продал землю и строение аббату Террэ, своему главному управляющему по финансовым вопросам и замечательному сборщику налогов, что сделало его в глазах общественности весьма непопулярной личностью: про него даже анекдоты сочиняли. Согласно одному из анекдотов, в Париже, с легкой руки аббата, можно было найти улицу с говорящим названием «Улица Пустых кошельков».
Вместе с тем Террэ был человеком крайне осторожным. Роскошный дворец в самом центре Парижа показался ему слишком заметным, так что сборщик налогов почти сразу же его перепродал. Новым покупателем стал богатый сверх всякой меры казначей по имени Николя Божон. Он отдал за особняк миллион ливров и сразу же в него заселился.
В отличие от скупого графа д’Эврё, который обустроил исключительно нижний этаж здания, Божона больше интересовал второй этаж, а точнее – личные покои. Не прошло и года, как «особняк Божона» засверкал новыми красками, мебелью и отделкой. О подобной роскоши нельзя было мечтать даже в эпоху мадам де Помпадур. Вот как писал об этом французский писатель и журналист Мерри Бромберже: «Кровать владельца особняка походила на цветущую клумбу, с той лишь разницей, что цветы были вышиты либо нарисованы; по утрам его будили солнечные блики на окнах с видом на парк. Пляшущие солнечные зайчики скакали по его спальне, путаясь в тончайших батистовых простынях. А вечером казначей засыпал, будто в сказке: статуи и деревья парка подсвечивались бенгальскими огнями, что придавало им великолепный оттенок плавленого золота. Ванная комната с драпировками из розового муслина была так хороша, что даже художница Виже-Лебрен, пришедшая писать портрет хозяина, тут же захотела принять ванну».