И все-таки удивление приходит. Как — позавчера ночью? почему? быть не может?! Это, выходит, ночью подобрали, утром сшили, а к часу дня урядник Кондратыч уже несся по Кус-Кренделю, мучая шпорами жеребца?! Как это он поспел? когда его предупредить успели?! Когда послали за тобой для опознания?!
Неужели заранее? До смерти?!
Поезд еще только раскидывал по полотну останки несчастной, а по урядникову душу уже несся особый курьер?!
Как это? возможно ли?..
Удивление вспыхивает римской свечой на фейерверке — и гаснет, пыля редкими искрами.
Какая разница?
— Вам знакома эта женщина?
— Нет.
Она тебе не знакома. Лишь бренчит на самой окраине мелочишка былого мастерства: перед тобой фартовая Пятерка. Еще не вышедшая в Закон; чья-то крестница. И масть твоя, бубновая. Это точно; это наверняка. Но господину вахмистру сообщать об этом не стоит. Мало ли Пятерок Бубен оканчивают земной путь под колесами? Наверное, не так уж мало.
И еще что-то грезится тебе: что-то дикое, о чем думать не хочется.
Ты и не думаешь.
— Итак, вы утверждаете, что впервые видите предъявленную вам для опознания?..
— Впервые.
— Хорошо-с, госпожа Альтшуллер! Очень хорошо-с! Извольте обождать, я скоро…
И, снова дернув шеей в поклоне, вахмистр исчезает.
— Можно и мне… чаю… — спрашиваешь ты.
— Можно, — милостиво соглашается усатый жандарм, а сторож выволакивает из-под стола с покойницей еще две кружки: тебе и Федюньше.
Парень смотрит на все это круглыми от испуга глазами.
— Выйдешь? — спрашиваешь ты у него. — На воздух, а?
Он только головой мотает.
Здесь, мол, останусь.
Здесь.
Тебе все равно. Пусть сидит. Чай горячий, сладкий; время горячее, сладкое, тянется медовой патокой. Глядишь, все выйдет-вытечет, без остатка. Кажется, ты начинаешь дремать. Там, в дреме, тихо, там хорошо; там рояль медленно шевелит клавишами — си, ре диез… Аккорд, другой, затем ровной нитью кантилены вступают скрипки, и гобой… кружатся пары, сшитые намертво суровой нитью «скубента»-анатома, кружатся, смеются синими ртами… свечи горят…
А хотите — заставлю свечи пылать багрянцем заката над рекой?
Хотите — с ума сведу?! петь кочетом заставлю?!
Хотите?!
«Хочу…» — еле слышный смех.
Холод. Лютый, февральский; барачный. И через всю дрему, в силе и славе, идет он: полуполковник Джандиери, ловец, настигший дичь.
— Вы танцуете, госпожа Альтшуллер?
Тишина.
Где скрипки? где фагот? гобои где?!
Ты открываешь глаза, надеясь проснуться.
Тщетно.
* * *
— …вы не ожидали нашей встречи, милая госпожа Альтшуллер?
Он стоит перед тобой. Смуглый, широкоплечий красавец, одетый почему-то в цивильное. Толстые пальцы вертят брелок: знакомая рука из бронзы сжимает меч. Лицо господина полуполковника дышит радушием: ни дать, ни взять, встретил приятную знакомую.