Александр в некоторой нерешительности взглянул на Дуайта, который уже возился с фотоаппаратом, а затем на Пру.
— Вы с нами?
— Ну…
— Вы еще так бледны, — не дала ей закончить Анжелика. — Послушай, Александр, Пру не следует слишком перенапрягаться, пока она окончательно не акклиматизировалась. Лучше, если она останется здесь.
Она мило улыбнулась Пру. Сказано это было с самым дружелюбным видом, но в томных черных глазах Анжелики снова зажглись недобрые огоньки.
— Так как же, Пру?
Александр вопросительно взглянул на нее.
— Она составит компанию Дуайту, который пока сделает для меня фотографии.
Перед лицом столь неприкрытой враждебности Пру, конечно, не собиралась быть третьей лишней. Уж лучше остаться здесь с Дуайтом, чем нарушить их тет-а-тет. Она отрицательно покачала головой.
— Пожалуй, я все-таки останусь. Может быть, мне даже удастся уговорить Дуайта щелкнуть меня на фоне храма — а то подружки и не поверят, что я здесь была!
— Что ж, если вы так решили…
— Да. Не беспокойтесь за нас, отправляйтесь. Дуайт обо мне позаботится…
Пру улыбнулась им и проводила их взглядом, пока они, взобравшись на склон за храмом, не скрылись в небольшой расщелине. Дуайт уже принялся фотографировать, но, сделав несколько снимков с разных точек, решил немного передохнуть. Он подошел к Пру, которая устроилась на клочке земли, покрытом сухой травой, и тяжело плюхнулся рядом с ней.
— Итак… Анжелика добилась своего. Интересно, Александр сейчас расставит все точки над «i» или еще немного с ней поиграет?
Пру озадаченно взглянула на него.
— Не совсем понимаю, о чем вы.
Деланно рассмеявшись, Дуайт схватил пучок травы и принялся теребить его в большом веснушчатом кулаке.
— Возможно… Но я так считаю: вы все поймете, если подумаете хорошенько.
— Вы полагаете…
— Вот именно — полагаю. Да нет — знаю! Я так считаю.
Его квадратное рыжеватое лицо, на котором вместо загара остались от солнца только веснушки, горестно сморщилось, а голубые глаза взглянули на Пру с таким отчаянным выражением, что сердце у нее сжалось.
— По-моему, она за ним охотилась с тех самых пор, как они познакомились. И к тому же папа, — это слово он произнес со всем презрением, на которое только был способен, — не возражает.
— Понимаю.
— У меня, конечно, не было ни малейшего шанса, я знаю, — горестно пробормотал Дуайт. — Я это понял с первого раза, как только ее увидел. Но ведь у всех, наверное, есть этот обезьяний инстинкт, и я под угрозой смерти не перестал бы с ней видеться. Хотя, по правде говоря, моего годового заработка хватило бы разве на половинку ее бикини.