— Э-эй, Усач!
— Да я уж сколько лет Усач, — через плечо бросил предводитель стражей с Южных Перекатов. — Че надоть?
— Помоги слезть, — нехотя попросил Леха.
— У меня от пальбы что-то туго с ушами. Неужто сам Лешага, как там его, светлый рыцарь, указующий перст, предводитель вольной Стаи и прочая дребедень, подмоги запросил?
— Зато, — вновь не вытерпел юнец, — ты б видел, как мы прорв с людожогами схлестнули! А это что, это пустяк. В другой раз лучше получится!
— Не мешайся! — оборвал его ученик Старого Бирюка.
— Ишь ты, в другой раз. До другого раза дожить надо, — извечный Лехин соперник расстегнул куртку, демонстрируя юнцу спрятанную под мышкой кобуру с короткостволом.
— Ты не посмеешь! — заорал драконид.
Но детина его не слушал. Он насмешливо смотрел на своего давнего противника, точно надеясь увидеть на его лице испуг.
— Ладно уж, — так и не дождавшись, махнул рукой Усач. — Щас я на это дерево заберусь, вон на ту ветку, что ниже вас, а вон на ту, над вами, закину кошку. — Он начал разматывать длинную веревку, обмотанную вокруг живота. — Здесь, стало быть, закреплю, по ней и спуститесь, летуны.
— Не шутишь? — обескураженно спросил чешуйчатый.
— Шучу, конечно. — Усач вздохнул и начал карабкаться на дерево. — Вы головы куда-нибудь приберите, шоб железякой не зацепило.
— Куда убрать? — не понял Марат.
— Да хоть в карман спрячьте. Мне что за дело?
С ловкостью белки он взобрался на толстую ветку, что-то сдернул с конца опояски, и оттуда, будто сами собой, выскочили железные крючья.
— Эх, раскудри моя черешня, пошла рубаха рваться! И раз, и два, и три!
Трос просвистел у самого уха Лешаги и намертво вцепился в древесину. Усач дернул веревку, проверяя, прочно ли сидит крюк, обвил «пояс» вокруг ветки и тут же спустился по нему вниз.
— Давайте уж, спускайтесь с небес на землю.
— Сам ты уж, — под нос себе буркнул Марат.
Усач дождался, когда спасенные окажутся на земле, поднял веревку, покрутил ее и в одно движение сдернул.
— Ты чего вернулся? — спросил Леха, едва оказался на земле. — Вроде, ушел со своими.
— Ну, мало ли. Ушел, пришел. Мои ноги, что хочу, то и делаю.
— А все же?
— Вот тебе и все же, — детина стал вновь обматывать живот спасательным тросом. — Навязались безрукие на мою голову, спасай их тут. — Усач вдруг повернулся и усмехнулся неожиданно добродушно. — Ну, сам посуди. Ежели побьют вас, дело ясное, я — ушлый, ты — дурак, и что тут огород городить, кто спереди. Понятно, я. А вдруг нет? Все ж в один голос твердить будут: «Лешага то, Лешага се». Тьфу, противно. В общем, я такое себе решил, ты живи покуда. Мы еще свой спор не доспорили. И всяким пришлым, — он кивнул туда, откуда доносился шум битвы, — в него лезть нечего.