«Какого это еще дружка?» – подумал Гришатка.
– Ну, того, того самого, что тебя плетками драл, что в водовозах у губернатора.
– Деда Кобылина?!
– Его, его самого. Он царя-батюшку травить собирался.
Рассказала Ненила, что появился старик Кобылин в слободе под видом божьего странника.
– На молебен, все говорил, иду. Из Сибири в далекий град Киев, в Киево-Печерскую лавру. Все за нашего царя-батюшку помолиться там обещался. Я ему еще сухарей на дорогу дала и баранины кус зажарила, – призналась Ненила. – А он, ох, ох, душонка его бесстыжая, мне же в котелок, где уха для государя варилась, взял и подсыпал отраву.
– Повесили? – поинтересовался Гришатка.
– Нет, нет! Отпустил его государь. Говорит: «Ступай в свой Оренбург. Не имею на тебя зла, потому что человек ты глупый и темный. Иди и подумай». Да еще этому супостату десять рублей пожаловал. Чудной наш батюшка… К людям доверчив. Воистину царская, святая у него душа.
Пожалел Гришатка, что не к нему в руки старик попался. «Ишь ты, царя-батюшку явился травить! Да я бы его, как Хлыстова, на одну перекладину!» – совершил свой приговор Гришатка.
Сидел как-то Гришатка в царевой горнице. Взял лист бумаги, карандаш и стал рисовать портрет Пугачева.
Нарисовал коня, на коне верхом царя-батюшку. Бороду нарисовал, генеральскую ленту, пистолеты за поясом. Снизу написал: «Царь-государь Петр Третий Федорович».
Посмотрел Пугачев на портрет, усмехнулся.
– Похож, как есть похож. Мастак ты, Гришатка. – Потом подумал и произнес: – А знаешь, Гришатка, я вовсе не царь.
Вылупил Гришатка на Пугачева глаза: «Ну и шутник батюшка. Право, такое скажет».
– Не царь, не царь, – повторил Пугачев. – А простой казак Пугачев Емельян Иванович. Вот так-то, Гришатка.
Лицо у Гришатки стало глупым-преглупым. Рот по-лягушечьи разинулся до ушей. Не знает, как и принять слова государевы.
– А как же царские знаки? – потянулся Гришатка рукой к груди Пугачева.
– Знаки? – Пугачев рассмеялся. – Так это с Прусской войны. Картечины эти царские знаки мне припечатали.
Провалилась под Гришаткой земля. Голова закружилась. Думал, царь настоящий. А тут казак, да к тому еще и простой. Обидно до слез Гришатке. Смотрит мальчик на шапку свою, смотрит на валенки. Выходит, и шапка не царская, не царские валенки.
Бродил в этот день мальчик по Бёрдам, словно в воду опущенный. А вечером под большим секретом рассказал о словах Пугачева Хлопуше.
– Эку новость принес! – рассмеялся Хлопуша. – Вестимо, не царь. Вестимо, Пугачев Емельян Иванович. Стал бы тебе настоящий царь воевать для народа землю и волю. Эх ты, Гришатка!