После совершения убийства евреев во двор поста жандармерии, где я ремонтировал автомобиль, вошли несколько человек в штатском, они пытались увести 3 евреев, рубивших дрова. Тогда к ним вышел ком. поста жандармерии Адамый, говоря: „Что, мало вам было восьми часов, чтобы расправиться с евреями?“. Из вышесказанного вытекает, что массовое убийство евреев было совершено не гестаповцами, которых я в этот день не видел, а горожанами во главе с бургомистром Кароляком»[76].
Бардонь вернется к этому эпизоду три года спустя в подробной биографии, которую он адресовал лично Президенту Польской Республики вместе с просьбой об освобождении, на этот раз подойдя к вопросу, если можно так выразиться, с другого конца пищевода: «Там во дворе были сортиры, и если бы было 60 жандармов и 60 гестаповцев, приехавших на эту акцию массового убийства, то кто-то из них должен был оказаться во дворе». Он кончает свою биографию следующей фразой: «Я ходил в день массового убийства 3 раза в мастерскую, это 350–400 метров от дома, по улицам, ходил на обед и возвращался и не видал ни одного человека в форме ни на улицах, ни при группе людей, согнанных на рынок»[77]. Нет оснований предполагать, что осужденный придумывал такие вещи, обращаясь из тюрьмы к Президенту Польской Республики с просьбой о помиловании, только для того, чтобы понравиться. Наверное, президенту приятнее было бы узнать, что в едвабненском преступлении повинны немцы, а не его соотечественники.
В документации, которой мы располагаем, приведены, по моим подсчетам, 92 фамилии (по большей части с адресами) людей, принимавших участие в погроме едвабненских евреев. Не думаю, что всех их следует считать убийцами — ведь по меньшей мере девять из них суд признал невиновными в выдвинутых против них обвинениях[78]. Люди, которых видели сторожившими евреев на рынке, возможно, не загоняли их в овин[79]. С другой стороны, мы также знаем, что люди, чьи фамилии названы, — только часть участников, и, боюсь, небольшая, раз «при согнанных евреях», как уверяет нас другой обвиняемый по делу Рамотовского, Владислав Мичура, «была масса людей не только из Едвабне, но из окрестностей города»[80]. «Там было еще множество людей, фамилий которых сейчас не припоминаю», — говорит Лауданьский, который вместе с двумя сыновьями в тот день проявил себя в полной мере. «Как припомню, сообщу», — заискивающе добавляет он[81]. Толпа мучителей была особенно плотной вокруг овина, где сжигали евреев. Как выразился Болеслав Рамотовский, «когда мы бежали к овину, то не видели друг друга, потому что было не протолкнуться»