Его собеседник кивнул:
— А ты как думал? Победить всегда трудно. На то мужество надо. А мужество только от любви прибывает. Любовь — сила полноводная. Ради ее лишь страхи забывают. Она и душу исцеляет… Так-то.
Каред слушал старика и глядел в пустоту. О чем он кручинился? Поди, угадай. Но уже к ночи пропал парень бесследно, и не нашли его ни на следующий день, ни через седмицу… Только горько причитала мать, и плакала Зорянка, которой обещал он смастерить соломенную куклу…
* * *
Зима в этом году выдалась холодная и снежная. Поутру, пока от дома до ворот тропинку расчистишь — замаешься. А стужа такая, что дыхание перехватывает!
Лесана возвращалась от колодца с двумя полными ведрами, вода в которых уже начала схватываться ледком. Ветер дул в лицо, мешая смотреть, обжигая щеки.
— Дай, помогу.
И ведра, только что такие тяжелые, вдруг сделались невесомыми. Девушка оглянулась, с трудом разлепляя смерзшиеся ресницы.
Высокий широкоплечий парень в овчинном тулупе перехватил ношу и улыбнулся. Лицо у него было круглое, курносое, простое. Самое лучше в мире лицо! Лесана зарделась. Мирута давно запал ей в сердечко. А она нравилась ему. И весной, возможно, он придет со сватами. Нет, не «возможно», точно придет! От этой мысли на душе становилось тепло-тепло, и даже обжигающий ветер не мог остудить горение сладкого пламени.
Шли молча. Да и о чем говорить? Все они друг о друге знали. Он — сын кузнеца, она — дочь гончара. Не самая завидная невеста, чего уж душой кривить. Семья не шибко богата, скотины в доме немного, зато детей — семеро по лавкам. И она, Лесана, самая взрослая. Была у нее сестра, летами старше. Но вот уже четыре года, как пропала Зорянка. Вечером, в прозрачных осенних сумерках провожал ее жених до дома. Всего-то и надо было дойти от одного двора до другого. Так оба и сгинули. Искали их наутро, звали, кричали, надеялись — спасли несчастных деревянные ладанки-обереги. Но нет. Только собаки беспокоились и выли…
Вызвал тогда деревенский староста обережника, чтобы защитил поселение от возвращения двоих влюбленных. Недешево обошелся охранительный обряд, так недешево, что не сыграли в тот год ни одной свадьбы — не на что было пиры пировать, едва дотянули, перебиваясь с овса на полбу, до нового урожая.
А Лесана до сих пор помнила колдуна — высокого бледного мужика, облаченного в серую, как дорожная пыль, одежу. Он тогда посмотрел на ревущую в три ручья девочку таким холодным и неживым взглядом, что у нее подкосились ноги. И думать забыла рыдать. Хотя… как не плакать, когда родная сестрица вместе с женихом обратилась в нежить и в любой миг может возвратиться на родимый порог — стонать, скрестись под окнами, смеяться диковатым смехом или со слезами звать родичей, чтобы выглянули из избы?