Лесана любила этот уголок Цитадели за тишину, ветер, гуляющий под окнами, запах леса и воды.
— Никогда сюда не ходи.
Послушница вздрогнула и обернулась. В дверном проеме стоял наставник. Девушка поспешно спустилась на пол и поклонилась.
— Поняла? — уточнил он.
— Да. А почему нельзя?
Клесх усмехнулся.
— Потому что здесь тебя легко найти. И еще проще — обидеть. Ты без вопросов, как я погляжу, жить вовсе не можешь.
— Потому что тут постоянно все запрещают и не объясняют! — вспыхнула ученица и вскинула глаза на креффа. — Почему нам нельзя носить косы? Почто Тамира секли за снежки, тогда, зимой? Нас только порют, ничего не разрешают и ничего не говорят! Как скотине! Ее тоже постоянно хворостиной гоняют, чтобы слушалась.
Мужчина вздохнул и опустился на сундук.
— Ты-то, небось, скотине всегда объясняла, за что ее хворостиной бьешь?
Лесана упрямо вздернула подбородок, бесстрашно глядя в серые глаза.
— Не объясняла. Только то — скотина безмозглая, а мы — люди. У нас ум есть!
— Ум… — протянул собеседник. — Ну, коли есть у тебя ум, отчего же ты им не пользуешься?
Щеки девушки запылали, а крефф продолжил.
— Вот скажи, зачем тебя учат оружному бою? Зачем гоняют наравне с парнями?
Она насупилась и буркнула:
— Потому что я ратоборец.
— Правильно. Ты — вой. А вой должен уметь сражаться. Ходящий не посмотрит — девка перед ним или парень. Он тебя не пощадит за то только, что ты косу носишь.
— Нету у меня косы… — огрызнулась послушница.
— Зато есть ум, — поддел наставник. — И этот ум должен бы усвоить, что девку за косу ловить — милое дело. А еще косу мыть, чесать и плести надо. Только когда это делать, если обережник в походе ночью под телегой спит, днем верхом едет, а иной раз с головы до ног употеет, с нечистью сражаясь? И так по несколько седмиц тянуться может. Вшивой будешь ходить? Нечесаной? В лесу мыльни нет. Да и не намоешься среди мужиков-то. В ручье плескаться? Ручей не всегда встретишь. И поплещешься в нем не о всякую пору.
Лесана стояла красная, злая и смотрела в пол.
— Потому и рубах вы здесь не носите девичьих, а в портах ходите. Что же до снежков… Я бы Тамира тоже высек. Он скоро спустится в подземелья. А того, что он там увидит — врагу иной не пожелает. Потому дурь детскую из него уже сейчас вытравливать надо. Иначе сгорит.
И снова девушка вскинулась, снова глаза вспыхнули яростью:
— Мы учимся! Всякий урок твердим! Работу любую делаем, отчего нельзя нам просто… жить? Хоть праздник какой? Хоть веселье? Что все злые тут, как волки?
Наставник спокойно выслушал эту яростную речь и ответил: