* * *
Листопадень — средний месяц осени — в этом году выдался с суровыми заморозками. Стоя посреди старого буевища, Тамир рассеянно взирал, как прожорливые галки лакомятся подмерзшей рябиной. Зябко подернув плечами, парень перевел взгляд под ноги. Там, на дне свежевырытой могилы стоял Донатос, готовившийся к обряду. Вот колдун вынул из-за пояса нож и принялся чертить по дерновым стенам непрерывную линию, проговаривая слова заклинания. Когда линия сошлась, и круг замкнулся, все тем же, перепачканным в земле, клинком колдун разрезал левую ладонь, окропил ямину кровью и негромко начал читать заговор, закрывающий покойнику путь в мир живых.
Мерно звучали слова, кричали птицы, передравшиеся за крупную гроздь ягод, поодаль глухо рыдала беременная баба, закрывая опухшее от слез лицо углом платка. По бокам к матери жались два зареванных паренька в поношенных кожушках.
Жалко вдовицу. Как она теперь без кормильца детей поднимать будет?..
— Чего застыл? Надеешься, здесь и останусь? — раздался из могилы отрезвляющий голос креффа. — Руку давай.
Помогая наставнику выбраться, Тамир поразился тому, что даже его собственная, изрядно озябшая ладонь ощутила холод ладони Донатоса, которая казалась остывшей, как у покойника.
Впрочем, несмотря на то, что обережник должен был бы закостенеть от холода, двигался он с прежней легкостью и уж тем более не растратил своего яда.
— Что я делал? — поинтересовался у ученика крефф, прежде чем дать знак начинать погребение.
Тамир захлопал глазами. Он, пока стоял без дела, унесся мыслями так далеко, что не особо присматривался. Взгляд наставника стал тяжелым.
— Что я делал? — повторил Донатос и добавил: — Если не дождусь ответа, положу в домовину к покойнику и прикажу обоих заколотить до завтрашнего утра. Отдохнешь, соберешься с мыслями.
У парня сердце подпрыгнуло к горлу. Он уже слишком хорошо знал креффа, чтобы углядеть в его словах незряшнюю угрозу. Поэтому юноша глухо, стараясь ничего не упустить, начал перечислять.
— Стало быть, не такой уж ты и дурак, каким кажешься, — спокойно заключил колдун.
Лишь после этого он дал знак терпеливо ожидающим людям.
Мужики, скинув шапки, заколотили крышку домовины, затем подняли на рушниках последнее пристанище человека на земле и по знаку обережника опустили его в могилу. Крефф подновил ножом рану и окропил гроб вещей рудой. Тамир, не дожидаясь приказа, скинул с плеча мешок, развязал горловину, вытащил на свет связку оберегов и подал ее наставнику. Тот даже не перебрал висящие на безыскусных шнурках ладанки, небрежно выхватил самую невзрачную и швырнул в могилу. А в каждом движении было столько рутинной отточенности, что становилось и тоскливо, и страшно одновременно. Смерть была для Донатоса не таинством — лишь ремеслом.