После привычного удовлетворения между ними возникло то, ради чего оба столько лет искали этих встреч: мгновения глубокой душевной близости. Согретый ее телом, обтекающим его, легко касаясь ее волос и кожи, он чувствовал себя наедине с тем лучшим, что было в нем. Витторио говорил с ней как с самим собой о планах, идеях, иногда об удачах, но чаще о тревогах. За прошедшие годы он убедился, что плачет и смеется, печалится вместе с ним она всегда искренне.
— Умер Санти. Мы учились вместе. Ты видела его? — спросил он после долгого молчания.
— Нет, но ты говорил, я помню, — тихо ответила Кьяра.
Он ожидал этого, но все-таки удивился. Она помнила все подробности его жизни, которые он когда-либо захотел отразить в ее душе как в зеркале. Однажды они бродили по улицам во взвеси дождя, который не падал, а просто соединял небо и мокрую брусчатку мостовых. У витрины он загляделся на рыжий пузатый портфель, перепоясанный ремешками. Кьяра молча стояла рядом, уткнув нос в воротник его плаща, а потом тихо спросила:
— Это твой ранец?
Потрясенный, он повернулся к ней, взял ее руку и долго нежно целовал влажные пальцы в благодарность за то, что она угадала сердцем то, что никогда не видела, — его первый школьный ранец. Дед в приступе экономии зачем-то смастерил его из своего старого портфеля на смех всему классу.
Задумавшись, Витторио не продолжил, поэтому через несколько вздохов она переспросила сама:
— Ты успел повидать его перед концом?
— Нет, собирался.
— Ммм, — промычала Кьяра чуть иронично, давая понять, как много существовало в его жизни вещей, которые он собирался, но не успел сделать. Его плечо, на котором она лежала, раздраженно напряглось. Подруга уловила это движение и, поднявшись на локте, заглянула ему в лицо. «Обиделся?» Тогда она стала поспешно целовать его в щеку мягкими, не остывшими после любви губами. Его плечо обмякло: они помирились.
— Зачем я пошел на кладбище? Вдова сказала, что последние годы он часто вспоминал меня. Ну и что? Он всегда вертелся вокруг меня.
— Тебе было больно? — удивилась она неожиданно сильной реакции на такое рядовое событие, как похороны.
— Нет, мне было завидно! Санти лежал в гробу такой солидный, спокойный, цельный, даже величественный. У гроба стояли: одна жена, один сын, один партнер и сосед, роль единственного друга играл я. Все достойно и понятно. И я позавидовал! Меня так не похоронят, потому что он был целый, а я состою из фрагментов, кусков, я дроблюсь и рассыпаюсь.
— Нет, ты — глыба! А то, о чем ты говоришь, просто лоскутное платье, — горячо возразила Кьяра, приподнявшись на локте.