«Ну зачем ты, о великий царевич, взял в руки калам и пергамент? Твое дело – царствовать. А письмо – это дело писца!»
Вот так и получилось, что старшие сыновья царя больше любили бои на мечах, или борьбу, или долгие бешеные скачки на норовистых скакунах. А Валида, прилежного и весьма умного младшего брата, они частенько называли слабаком и занудой. Но юноша не обижался, повторяя раз за разом одно и то же:
– То, чего вы добьетесь, разбив в кровь кулаки, я достигну одним спокойным разговором.
И все насмешки братьев, повторяющих, что мужчины так себя не ведут, наталкивались на стену уверенности любимого внука звездочета.
Как уже сказано, старшие братья росли равными. Равными во всем – в стрельбе из тугого лука, в бешеной скачке на лихих конях, в сражении на мечах, пусть даже и безопасных. Но все изменилось в тот день, когда Саид, заводила всех игр и состязаний, впервые познал женщину. С этого дня он стал неузнаваем.
О нет, он продолжал оставаться неутомимым наездником, прекрасным фехтовальщиком и неунывающим весельчаком. Но более не рассматривал своего царственного брата всерьез, начал называть его сопляком и слабаком. Удивительно, но царевич Мансур в этих случаях не вступал с Саидом в споры, но все больше расстраивался. И как-то раз даже нашел в себе смелость пробраться на женскую половину дворца. Что он хотел там увидеть – так и осталось неясным, ибо мамлюки из царской стражи не пустили его дальше кабинета его матери. И в этот день царица Амани поняла, что с сыном творится что-то неладное.
– Что с тобой в последнее время происходит, сын мой? Почему ты ходишь печальный? Почему тебя более не радуют бесчисленные затеи, на которые так богат твой брат Саид? – спросила она.
Но царевич молчал, лишь хмуро смотрел в окно. Царица попыталась проследить за его взглядом – быть может, объект, который ее сын так пристально рассматривал, что-то подскажет ей. Но нет, за окном была только терраса дворца, залитая нежно-розовым утренним светом.
Амани, увы, никогда не пыталась выслушать сына, и потому все чаще приписывала ему свои мысли и желания. Вот и сейчас она начала долгий разговор, пытаясь вызвать царевича Мансура на откровенность. Но сын молчал.
– Я понимаю, о мой прекрасный сын, что ты мечтаешь стать царем. Наверняка ты уже мысленно примерял, каково это – сидеть на высоких подушках в тронном зале, с высоты нескольких локтей посматривая на тех, кто окружает тебя.
Сын не произнес ни слова. Более того, он даже не изменил позы, продолжая оставаться безучастным к речам матери.
– Никто лучше меня не поймет тебя, о Мансур. Ибо и мне, точно так же, как и тебе, пришлось выжидать. Но я же победила.