Тот, кто хотел бы понять причину величия Рима, не мог бы сделать лучше, чем пожить некоторое время в римском военном лагере, потому что там они нашли бы те качества, что выделяли римлян из всего остального человечества и дали им возможность господствовать над миром. Порядок и дисциплина проявляются здесь во всем, даже в самом малом. Время сна, стражи, подъема и принятия пищи — все объявляется звуком труб, и ничто нельзя делать без этого сигнала. Утром солдаты приходили к своим центурионам и приветствовали их, а центурионы шли к трибунам. Те в свою очередь собирались перед командующим войсками, который называл им пароль и отдавал приказы. Таким образом во всем была видна дисциплина, ничего не оставалось на волю случая, каждое действие планировалось заранее.
В этом отношении римляне сильно отличаются от евреев, чьи атаки осуществляются с необычайным воодушевлением, но без всякого плана, и у которых нет подходящих офицеров и вождей, но каждый мнит себя полководцем. И я не сомневался тогда, что именно это отсутствие дисциплины было причиной того, что римляне столь легко справились с евреями, хотя у них не было недостатка в мужестве и числе, а укрепление их города были не менее крепки, чем в любом другом городе мира. Но без дисциплины они ничего не могли достичь.
И здесь мне надо остановиться, чтобы описать существующее в Иерусалиме положение вещей в то время, как наши войска приближались к городу. Пришел праздник Пасхи[47], и город был забит паломниками, а также тысячами людей, что бежали от приближающихся римлян. Иосиф Флавий утверждал, что в Иерусалиме было три миллиона человек, и хотя я считаю это преувеличение, город был забит как никогда раньше. Большая часть страданий, которые город испытал во время осады, была причиной того, что Иерусалим был переполнен, когда на него обрушились легионы римлян.
Перед восходом утра Пасхи Элеазар смотрел со стен Святилища на склоны горы Мория. Не знаю, каковы были тогда его мысли, но подозреваю, что горькие. Он, представлявший себя вождем Израиля, а свою храмовую стражу в качестве основы для национального войска, был осажден во внутренних дворцах Храма не римлянами, а зелотами и сикариями. Как Пандора со своим ящиком, он высвободил силы, которые не мог контролировать. И теперь он был узником этих сил, чья мощь угрожала не только его существованию, но и существованию всего еврейского государства.
Когда в город пробрался дневной свет, а звуки шофара приветствовали восход, множество евреев поднялись по склонам горы Мория, чтобы приготовить жертвы в этот святой день. Количество этих паломников было столь велико, что казалось, будто вся гора покрыта ими, и они сплошной массой вливаются во двор неевреев и по ступеням приближаются к стенам Святилища. Элеазар с огорчением смотрел вниз на людские толпы, которые так плотно сгрудились у ворот, что многие были задавлены. Хотя немыслимо было даже подумать, чтобы он мог закрыть ворота перед своими соплеменниками и тем самым не дать им возможность предложить жертвы в самый священный праздник, он все же содрогнулся при мысли, что надо впустить всю эту толпу, боясь, что зелоты или, еще того хуже, сикарии могут воспользоваться возможностью, чтобы вытеснить его из этого последнего укрепления. Но крики становились все громче и люди выражали негодование швыряя в него комками овечьего помета и гнилыми фруктами, и он почувствовал, что нужно впустить по крайней мере некоторую часть тех, кто хочет совершить жертву.