Вот теперь в городе и правят сыны Вараввы.
Но Ревекка не слушала его, ее мысли были заняты малышом, слабо хнычущим у нее на руках. Она поднесла его к груди, но крохотное существо не нашло спокойствие, ведь у нее не было ни капли молока. Иосиф, видя, что его жена не в том настроении, чтобы вести разговоры о вере, вздохнул и посетовал на приземленность женского ума. Затем, жалее ее и ребенка, он сказал, что выйдет ночью из городских ворот, проскользнет мимо стражи, соберет травы и вновь вернется к ней. И так как другой возможности, кроме голодной смерти не было, Ревекка в конце концов согласилась отпустить его.
Рано утром, когда часовые дремали у ворот, Иосиф проскользнул мимо вместе с еще несколькими несчастными и в темноте направился к склонам Масличной горы. Здесь в темноте он ощупью собирал траву, которая, как он надеялся, была съедобной, ведь он не знал, что именно собирает. Он складывал траву в маленький мешечек, который спрятал под одежду, потому что сикарии часто грабили возвращающихся в город, какие бы жалкие запасы не делали жители. Однако Иосиф не нашел дорогу назад. Ворота были закрыты, а между ним и городом находился эскадрон римской кавалерии, чьей обязанностью было совершать объезд и хватать тех, кто пытался покинуть город. Они называли себя «рыбаками» и в ту ночь в их улов попал Иосиф бен Менахем и еще триста человек из города. Они согнали их вместе и загнали за ограду. Затем, когда над городом занялся восход, они взяли их и распределили среди солдат для казни. Солдаты собрались вокруг своих жертв, развлекаясь тем, что изобретали для них различные испытания, чтобы посмотреть на сколько выносливы евреи. Они приказывали им есть свинину, или поклоняться статуе Цезаря, или проклясть Бога, а когда они отказывались, начинали пытать их, чтобы выяснить, какие страдания могут вынести эти голодные существа перед тем как умрут либо нарушат свой закон. И вот, когда они дошли до Иосифа бен Менахема, они потребовали, чтобы он проклял Бога и почтил Цезаря. Когда он отказался сделать это, они крепко связали его и сунули его ноги в огонь, и держали до тех пор, пока его плоть не почернела. Затем, отправив его на крест, они перевернули его тело, так что ноги прибили с одной стороны, а руки с другой.
Я бы ничего не узнал об этом, если бы в тот день Иосиф Флавий не услышал, что солдаты захватили некоторых его друзей, и не попросил у Тита разрешения освободить их, что и было позволено. И вот вместе с Иосифом я пошел к лесу крестов на Масличной горе, чтобы помочь ему найти друзей. Жара в тот день была немилосердной и вся гора мерцала и копошилась под пылающим солнцем. Вокруг нас висели нагие тела мужчин и женщин, некоторые мертвые, другие еще живые, их тела изогнуты и почернели, концы сломанных костей торчат через разорванные мышцы. Огромные черные мухи роились над телами, а грифы и вороны, сидевшие на крестах, выклевывали глаза жертв даже до того, как они умирали. Кругом стоял смрад гниения, а жаркий воздух был таким плотным, словно был заполнен личинками. Казалось, мы попали в ад, и лишь вид пылающего солнца убеждал нас, что мы находимся не в преисподней, а на земле среди дьявольских пыток.