— Мы научим тебя говорить вежливо, — заявил Архелай. — Мы не убийцы, а защитники Иерусалима.
Она издала крик, который незаметно перешел в истеричный саркастичный смех.
— Защитники, защитники! — кричала она. — Убийцы детей, мучители женщин… Защитники Иерусалима! Спаси нас Господь!
— Давайте, — приказал Архелай и дал сигнал своим людям поставить под сиденье жаровни.
Плохо бы пришлось Ревекке, если бы не случилось так, мимо дома со своими телохранителями не проходил Симон бен Гиора и не услышал ее крики. Любопытствуя, что там происходит, он вошел в комнату и увидел нагую Ревекку на железном стуле, сиденье которого быстро нагревалось от огня жаровни. Сейчас Симон был в похотливом настроении, в котором этот крепкий буян пребывал часто, и вид ее тела распалил его быстрее, чем жаровня обжигала Ревекку. Не желая, чтобы ей причинили непоправимое зло, он велел своим людям немедленно освободить ее, что они и сделали, за мгновение до того, как жар железа стал непереносим. Архелай бен Магадат сердито посмотрел на Симона, потому что когда вожди сикариев грызлись между собой, и спросили, по какому праву Симон вмешивается в допрос пленницы, которая уже раз спрятала еду и, возможно, имеет еще запасы. Симон с ухмылкой ответил, что продолжит допрос пленницы своими методами, и что в любом случае он не желает причинять ей зла, потому что она нужна ему как заложница, и заложница, чья смерть не принесет никакой пользы.
— Она же сестра Элеазара, — сказал он. — И она нужна мне.
— Она нужна тебе не как заложница, — с отвращением ответил Архелай. — Я же говорю, она спрятала еду. У нее в подвале кладовка.
— Об этом она мне скажет, — заметил Симон. — У меня свои способы все узнать. Забирай свой стул предупреждения.
— Я буду делать то, что хочу! — в ярости крикнул Архелай. — Я больше не желаю выполнять твоих приказов, ты, распутный отпрыск ослицы!
— Надо же, — заметил Симон. — Ты хочешь еще что-то сказать?
Архелай бен Магадат хотел многое сказать, но слова замерли у него на губах. По незаметному знаку Симона бен Гиоры один из его телохранителей прокрался за спину Архелая, и тот неожиданно почувствовал, что его руки связаны, а на некотором расстоянии от горла увидел лезвие одного из тех кривых кинжалов, от которых сикарии получили свое название. Он сглотнул, и его красное лицо побледнело.
— Нет, — ответил он. — Ничего.
— Очень хорошо. — произнес Симон. — А теперь забирай свой стул предупреждения. И если ты еще раз оскорбишь меня, глупец, я не буду столь снисходителен.
После этого Архелай бен Магадат убрался, оставив Симона и его охрану заниматься Ревеккой. Взяв с пола тело ребенка, он спросил, ее ли это сын.