— Я — Луций Кимбер. Ты не Мариамна?
Она издала такой крик радости, что я без дальнейших вопросов понял, что не ошибся. Выкрикивая благодарность Богу и удивляясь необыкновенным совпадениям, что именно я должен был спасти ее, она стала почти невменяемой. Она обвила свои костливые руки вокруг моей шеи, и хотя она кошмарно пахла, проведя в заключении шесть месяцев и не имея возможности вымыться, я тоже с радостью обнял ее. Затем, заявив, что ее жизненно важное послание может подождать, пока она поест, я отвел ее в крепость, где на кухне, обслуживающим Пятым легионом, был приготовлен вкусный бараний бульон, так как Тит распорядился кормить тех, кто бежал к римлянам, а этот бульон мог усваиваться их ослабшими желудками, в то время как от хлеба пленников лишь рвало, и они часто умирали. И здесь при свете факелов, я понял, как ужасно она была истощена, ее кости выпирали сквозь плоть, одежда была в лохмотьях. Я принес ей чашу бульона, и когда она выпила ее, то казалсь ее силы воспрянули, словно уже один запах еды оживил ее. Она притянула меня ближе и рассказала свою историю, объясняясь по арамейски, чтобы солдаты, сидящие на кухне, не могли ничего понять. Когда она описала появление Ревекки в ее камере, а затем поведала, что та, кого я люблю, ожидает нас в подземном убежище под святилищем, моя любовь и возбуждение стали безграничными. Я даже поинтересовался с некоторым нетерпением, почему Мариамна оставила ее там, на что она ответила, что идти через римские посты весьма опасно, и что нет причины рисковать двоим, когда достаточно одного.
— Эти арабы, прокляни Бог их жадные души, собирались распороть мне живот в своей бессмысленной погоне за золотом и сделали бы это, не приди ты в последний момент. Ты бы хотел, чтобы с Ревеккой случилось то же самое?
Тут я согласилась, что она поступила мудро, а затем, приведя ее в крепость, велел своему слуге приготовить ванну, ведь немыслимо было вести ее к Титу, когда от нее так сильно несло гнилью. Пока она мылась, я нашел среди добычи женскую одежду, которая была чистой и скромной, и дал ее Мариамне, и она стала больше похожей на саму себя. Она обильно смазала себя духами, которые я принес, говоря при этом:
— Без духов я чувствую себя раздетой, а если я увижу Цезаря, я должна выглядеть как можно лучше.
Старушка была взвинчена от перспективы увидеть Тита, а ее запавшие глаза сверкали. Я тоже несколько возгордился самим собой, когда вел Мариамну к дверям зала совета и объявил дежурному центуриону, что у нас есть важные известия для Тита.