— Если этого Реутова поймаете вы, то будет предлог поменять вас местами с олухом Хауэллом…
Я улыбнулся, давая понять, что идея мне понравилась, хотя, по правде говоря, не очень.
— Мистер Ранги, пора оглянуться вокруг…
Я честно оглянулся, продолжая играть дурачка, и Токугаве это нравилось.
— Наша планета богата минералами, а за светит мы могли бы получать огромные деньги…
Я подумал, что ДНК и так не плохо на этом греет руки, но промолчал и кивнул.
— Вы могли бы стать президентом планеты, а я министром финансов…
Ага, я буду улыбаться на переговорах, а Токугава ссыпать деньги в карман.
— А Земля? Ради светита они обязательно пошлют сюда флот!
— За три десятка земных лет мы успеем приготовиться, а этот, последний, транспорт мы придержим…
Я улыбнулся.
— Вы согласны, чтобы я помогал вам в этом деле?
Ах, вон он, как все повернул. Значит, это я должен делать переворот. Вот здорово. Значит, и отвечать в случае провала должен был я. Нет, мне эта идея не понравилась, но я не стал спорить и кивнул. Прилетит транспорт, там посмотрим. Надоела мне эта псевдо власть лейтенанта. Вообще, гнать нужно компанию с Конвикта…
— Вы не разговорчивы.
Я пожал плечами.
— Подумайте. Такие решения нельзя принимать наспех, — сказал Токугава и протянул руку для пожатия.
Надо же, сподобился. Видно, очень я ему нужен.
Только в машине я достал светодиск из записывающего устройства и сунул в специальный тайник на наручных часах. Прилетит транспорт, там посмотрим, а вообще планетный суверенитет — вещь неплохая.
Тень:
— Эх, люди, люди. Что ж вы все грызетесь–то между собой? Что делить вам, живущим короче, чем один вздох звезды. Что вы рвете из рук друг у друга? Разве можно, отобрав счастье у соседа, самому стать счастливым? Зачем вы убиваете друг друга? Зачем вам чужая кровь? Разве счастье в смерти врага? А знаете, сколько вы пролили крови? Вы захлебнулись бы ею, если б она встала живой из земли…
Конвикт переполнял рассвет. Планета спешила жить. Растения брали реванш за долгую холодную ночь и лезли из почвы с потрясающей скоростью. Идеально приспособленные и к жизни и к смерти лесные животные спешили жить и умирать. Лес наполнял шум лопающихся почек и ломающихся костей. И люди дышали этой атмосферой жизни и смерти.
Мне хотелось петь, прыгать, доставая ветви деревьев, таскать на плечах девчонок, идущих вместе со мной по заросшей молодым леском просеке — старой дороге, и в это же время смутная тревога не позволяла мне делать этого. Она наполняла мышцы силой ожидания опасности, руки инстинктивно сжимали рукоятки плазменных пистолетов. И это хорошо, что она была — эта тревога. Воину нельзя расслабляться.