Но мама Зоя терпеть не могла этих разговоров и сразу начинала о другом. Как заходил к ним однажды Шон Коннери (сам Джеймс Бонд, Ини, представляешь, да куда тебе, совсем еще цыпленок), и всем улыбнулся, а ее, Зою, нашел глазами и уходя, специально еще раз улыбнулся… А в другой раз, когда было вручение…
Тут приходила Вива и, сунув внучке денег, отправляла ее за пирожками. Шлепая вьетнамками по плиткам дорожки за расшатанной калиточкой, Инга слышала за ажурными ветками альбиции голоса:
— Зоя, ну что ты голову ребенку морочишь? Тебе мало, что сама живешь, как воробей, ни семьи, ни угла, будто цыганка?
— Мама, о чем ты? Должна же она знать, что кроме этой курортной провинции есть столицы! И вообще она еще бессмысленный детеныш, да все равно не понимает. Успокойся!
…Когда в комнате надела в первый раз подаренное матерью платье, та вошла, и, оглядывая крепкую невысокую фигуру дочери, сказала с холодноватым удивлением:
— А ты и правда, совсем выросла. Жаль, красавицы из тебя не получилось.
С тех пор еще не приезжала, да и почти не писала в последний год. Звонила раза два, на телефон Ситниковым, и Вива потом молчала, растирая по вискам многострадальный ментоловый карандашик, — злилась. А Инга и не спрашивала особенно. Она потихоньку училась жить со своим проклятием честности и понимала — меньше знает, меньше расскажет любопытным соседкам. Скучать не скучала, все равно мать никогда с ними не жила. Приедет, знала Инга, не в этот год, так на следующий, приедет на свою дежурную материнскую неделю, как ее визиты называла Вива.
И вот она снова стоит в зеленом платье перед темным пятнистым зеркалом, ей шестнадцать, через полмесяца — последний год в школе, а потом поступать. Как раз поехать в Питер, привет, мамочка Зоя, а вот и я, твоя взрослая дочь. Правда, денег на билет нету. Ну, это еще нескоро.
Постояв перед зеркалом, Инга платье сняла и снова в пакет сложила. Потому что умная Вива оказалась права. Старые туфли торчали из-под нежного подола как два черных крокодила, а еще в них жарко, тут в шлепках открытых бы вЫходить. И еще нужно куда-то девать фонарик, чтоб не свернуть шею на темных тропинках. Ну и конечно, сумочка — не пакетом же шуршать, прижимая его к боку.
Инга представила, как плывет она в толпе гуляющих, босиком, колыхая зеленый подол, и помахивает прицепленным к запястью фонариком. Вздохнула и платье сложила в шкаф.
Надела рубашечку синюю, с кармашками на груди, и все те же шорты, сунула фонарик в задний карман, деньги и ключ рассовала по карманам рубашки. Оглядела себя в тысячный раз и ушла. По веранде прошла на цыпочках и от самой калитки крикнула негромко в раскрытое окно, забранное сеткой: