— Ба, я погуляю, ключ взяла.
И быстро выскочила, канула в темноту, пока Вива не стала задавать вопросов.
Набережная внизу горела цветными огнями, бумкала лихорадочно перемешанной музыкой, в которую вплетались вскрики и смех, завывание сирены на маленьком прогулочном катере, откуда надсадно орал мегафон усталым хриплым голосом:
— Вечерняя прогулка! Есть места, через десять минут отправляемся…
Инга шла, привычно отводя ветки, с разным запахом, вот сосна, покалывает ладони, а вот прощекотали руку резные кружева альбиции. На поворотах нижние звуки стихали, потом прорезывались снова. В один из приступов относительной тишины, когда свет с набережной померк, отгороженный купой кривых древних хвойников, она замедлила шаги и пошла тихо, прижимаясь к самому краю тропинки и чутко прислушиваясь к разговору в кустах.
— Да ла-а-адно, — уверенно протянул хрипловатый мальчишеский голос, и цвиркнул, сплевывая.
Инга передернула плечами под синей рубашкой. Вот это пацанское, со слюнями на изжеванных окурках, специально такое, мокрое, грязное…
В ответ зашелся пьяненький девичий голос, что-то доказывая через испуганное хихиканье. И парень, не дослушав, снова сказал с ласковой и равнодушной угрозой:
— Да ла-а-дно тебе. Не боись, провожу потом.
Два голоса удалялись, девушка ойкала, шуршали кусты. А совсем рядом, Инга вздрогнула от неожиданности, сказал третий, деловито, еще кому-то в темноте:
— Щас Толян ее, ну и мы подойдем. Как раз и покурим.
Инга прокралась мимо, не дыша, стараясь не узнавать голосов, поводя руками, нырнула в кусты, чтоб пересечь полянку и выйти на другую тропинку. И сбежав ниже, встала, тяжело дыша и вытряхивая из волос сухие листочки. Кажется, это Горчика банда. Снова бухали с приезжими девчонками. Те к ним липнут, вроде они медом намазаны. Вроде таких уродов мало и надо приехать в крымский поселок, чтоб напоили и после творили всякое. С ними. И ладно б еще одна, или парни ловили, насиловали. А то ведь сами лезут, сами ищут. Потом всякие скандалы. А чего докажешь, если наутро девахи даже не помнят, с кем бухали и что, и как оно было.
Свет набережной приближался, плыли по черной воде цветные зыбкие столбы и дорожки. Ревела моторка Сереги Панченки. Вся в фонарях, как комета на небе, выписывала по черному круги белой пеной. А небольшой, стиснутый с краев черными гребнями гор променад, толкался и дышал нарядной толпой гуляющих. Все вперемешку — дети, взрослые, старики с палочками. Сидят за столиками, идут густо — в одну сторону, к ресторанчику Ахмета, что прилепился уже к склону горы, в другую, где к самой воде спускаются полотняные навесы кофейни «У Гамлета».