– Я узнаю тебя, – продолжала Мамочка. – Ты был там. Или станешь отпираться?
– Я был во многих местах, но не припоминаю, чтобы мы встречались.
– Все мужички очень забывчивы. Зато я помню все-е-е-е!!!
Мамочка так резко сорвалась на визг, что Томский дернулся и попятился.
– Помню-ю-ю-ю-ю! Все-е-е-е помнююю!!!
Глаза женщины были уже не мутными, а яростно сверкали, ноги уперлись в пол. Мамочка пыталась оторвать руки от подлокотников. Веревки натянулись, дерево заскрипело. Казалась, еще немного, и одержимая или разорвет путы, или сломает подлокотники. Тут на помост вскочила Полуликая и набросила на Мамочку грязную простыню. Визг оборвался. Его сменил кашель. На простыне появились пятна крови. Потом стих и кашель. Существо под простыней уронило голову на грудь.
– Она успокоилась, – сообщила маленькая мутантка. – Совсем, как попугай. Хи-хи-хи.
Годзилловна махнула рукой одному из сидевших у костра мужчин:
– Эй, кастрат, прикуй нашего красавца к стене.
Мужик в набедренной повязке вскочил так же проворно, как и его товарищ, поймавший крысу.
– А ты, Томский, будь паинькой. Я не хочу тревожить Мамочку пальбой, но если понадобится, продырявлю тебе лоб.
– С тебя станется, – буркнул Толик.
Теперь, когда приступ у Мамочки закончился, ему не давала покоя слова сумасшедшей о похлебке. Эта банда, видать, питается крысами до тех пор, пока им не попадется добыча покрупнее. А кастрат? Это просто оскорбление или…
– Тебе повезло, – пропищал и улыбнулся мужик, хватая Томского за локоть. – Пойдем. Тебе очень повезло.
Толик посмотрел на нового знакомого. Мерзкий типчик. Особенно голова в форме груши – узкий лоб и непомерно широкий подбородок. Наверное из-за привычки кривляться и ухмыляться.
– Никак не возьму в толк, в чем мое везение.
– Хм… Мамочку иногда отвязывают, и тогда… Тут у них есть бензопила. Всем небо кажется с овчинку, скажу я тебе. Ты, Томский, с поверхности. Значит, недавно видел небо. Скажи, звезды на нем есть?
– Полно!
– Ах, как мне нравятся звезды!
Любитель звезд отвел Анатолия к стене, в которую была вбита толстая стальная скоба с продетой через нее короткой ржавой цепью. На последнем звене цепи поблескивали наручники. Томский сразу определил их тип. «Нежность». Про разновидности «браслетов» Толику рассказывал один бывший спецназовец. Эти – не игрушка. От таких просто так не освободишься.
– Садись, скажу я тебе. Устраивайся поудобнее. Неизвестно ведь, когда Мамочка очнется.
Томский взглянул на заботливо расстеленную у стены тряпку. На ней явственно проступали багровые пятна. Старые, совсем засохшие и свежие. Следы, оставленные предыдущими узниками. Их кровь.