— Я в неоплатном долгу у вас, сэр.
— Скорее уж, у того сметливого возчика. Да и то нет. Я, хоть и не знал имени юного янки, счёл необходимым от его лица вознаградить труды чернокожего молодца серебряным долларом, — Фальконер покосился на Старбака, — Нос болит?
— Терпимо, сэр.
— Могу я полюбопытствовать, Нат, каким ветром тебя занесло в наши края? От Массачусетса до Виргинии, знаешь ли, неблизкий свет.
— Вас искал, сэр. Хотел ехать в Фальконер-Куртхаус.
— И проехал бы сотню с лишком километров совершенно зря! — хохотнул Фальконер, — Адам, что, не говорил тебе о нашем городском доме? Мой отец был сенатором штата и прикупил в Ричмонде хижину, чтобы было где вешать шляпу. Я-то тебе зачем понадобился? Или ты Адама искал? Он, увы, на Севере. Надеется предотвратить войну. Жаль, усилия его напрасны. Линкольну мир невыгоден, так что скоро настреляемся вдоволь.
Южанин сыпал словами, не ожидая от собеседника ответа, и Натаниэль украдкой разглядывал своего спасителя. Среднего роста, широкоплечий с открытым, располагающим к себе лицом, на котором сияли голубые глаза, от уголков которых разбегались лукавые морщинки. Бороду и волосы Фальконер стриг коротко. Веяло от него достоинством и благородством, столь ценимыми Натаниэлем в Фальконере-младшем.
— Так зачем ты здесь, Нат?
— Долгая история, сэр.
В седле Старбак чувствовал себя неуверенно. На лошадях ездил он редко, и теперь его болтало из стороны в сторону, как куль, в отличие от гораздо более искушённых в верховой езде спутников.
— Я люблю долгие истории, — подмигнул Натаниэлю Фальконер, — Однако погодим с ней до того момента, когда ты приведёшь себя в порядок. Тем более, что мы уже на месте.
Он указал хлыстом на то, что несколько ранее назвал «хижиной». Немаленькая, должно быть, шляпа была у сенатора Фальконера, раз для неё пришлось покупать четырёхэтажный особняк с отделанным камнем фасадом, подумалось Натаниэлю.
— Дам здесь нет, — продолжал южанин, — Здесь мы, мужчины, предоставлены сами себе. Итен подыщет тебе что-нибудь подходящее из одежды. Итен, поселишь его в комнате Адама, хорошо?
Во дворе чернокожие конюхи приняли лошадей, и неожиданно, после недель неопределённости, нужды и унижений, на Старбака снизошло ощущение покоя, уюта и безопасности. Америка скатывалась к войне, Линч правил бал на улицах городов, но Старбака сейчас это не касалось. В уюте и безопасности особняка Вашингтона Фальконера.
— Ну, вот! Другой человек! — удовлетворённо констатировал Фальконер, спустя час принимая умытого и переодетого Натаниэля у себя в кабинете, — Одёжка сидит неплохо, не скажешь, что с чужого плеча. А самочувствие как?